ыбались, когда Ла Сорелли начала свою речь.
Затем восклицание этой легкомысленной Жаме заставило их улыбки исчезнуть
столь внезапно, что окружающие не могли не уловить печаль и страх, которые
они скрывали.
- Призрак Оперы! - Жамме произнесла эти слова со страхом и указала на
лицо, бледное, печальное и искаженное, как сама смерть.
- Призрак! Призрак Оперы!
Все засмеялись и, толкая друг друга, пытались подойти поближе к призраку,
чтобы предложить ему что-либо выпить. Но он исчез, очевидно ускользнув в
толпу. Его безуспешно искали, в то время как оба старых господина пытались
успокоить малюток Жамме и Жири.
Ла Сорелли была взбешена: она не смогла закончить свою речь. Дебьенн и
Полиньи поцеловали ее, поблагодарили и ушли гак же быстро, как привидение.
Никто этому не удивился - все знали, что им предстоит еще пройти такую же
церемонию в комнате отдыха певцов этажом выше и что потом они будут
принимать в последний раз своих близких друзей в большом вестибюле рядом со
своим кабинетом, где их ждал настоящий ужин.
Там-то мы и нашли их теперь с новыми директорами Арманом Мушарменом и
Фирменом Ришаром. Они едва знали друг друга, но обменивались громкими
комплиментами и заверениями в дружбе, в результате чего у гостей, которые
опасались провести довольно скучный вечер, заметно поднялось настроение. Во
время ужина атмосфера была почти праздничной. Было произнесено несколько
тостов, и представитель правительства продемонстрировал такие способности в
этой области, что вскоре сердечность уже царила среди гостей.
Передача административных полномочий состоялась накануне в неофициальной
обстановке, и вопросы, которые необходимо было разрешить между новыми и
старыми администраторами, были разрешены при посредничестве представителя
правительства с таким большим желанием обеих сторон прийти к согласию, что
никто теперь не удивлялся, увидев теплые улыбки на лицах импресарио. |