оже досталось от жара и шальных, прорезающих все до самого леса
залпов, с визгом кинулись врассыпную. Панин, в черном от копоти скафандре,
словно разъяренный бог, двинулся следом, дожигая раненых, отставших,
затаившихся.
Звери бежали от него, как от стихийного бедствия. Он и сам ощущал
себя разбушевавшейся неуправляемой стихией. Он ненавидел этот мир, как
прежде здесь ненавидели его. И теперь сводил счеты.
Панин прекратил огонь, только полностью израсходовав ресурс одной из
двух батарей фогратора. Позади него лежала черная голая равнина, впереди
еще горело. Панин повернулся и пошел, вздымая тучи пепла, к кораблю. Никто
не нападал на него, не бросался из кустов на плечи, чтобы рвать и грызть.
Нынче здесь у него не осталось живых врагов. Казалось, вся Царица Савская
оцепенела от ужаса. Он беспрепятственно дошел до блимпа, огляделся. Мирный
зеленый пейзаж был непоправимо испорчен. И плевать.
Сквозь ровный гул, все еще стоявший в ушах, Панин услыхал чье-то
поскуливанье. Он пошел на звук, вскинув парящее смертью жерло фогратора.
Возле погруженной в землю опоры блимпа лежал на брюхе некрупный
вродекот. Он был наполовину обожжен, однако еще жил. Тесно поставленные
глаза строго и печально смотрели на приближающегося Панина. Не было в них
привычного кровавого отблеска - только боль и спокойное ожидание конца.
Панин навел фогратор. И опустил.
Как, когда Грасс ухитрился увидеть в этих бешеных тварях неистребимое
ни при каких обстоятельствах достоинство, пренебрежение к врагу? Те
качества, что издревле считались присущими земным кошкам? Как случилось
это озарение? Да было ли оно? Просто поглядел на пол, потом на потолок,
пососал палец: нарекаю, мол, вродекотами... И угадал!
Панин снова поднял фогратор. И снова опустил.
Квазифелис равнодушно смотрел на него немигающим взглядом.
"Кто я перед ним?" - вдруг подумал Панин.
1О. Р |