ю своего большого тела за
борт и кубарем скатился на землю, срывая с себя куски горящей одежды.
Издалека доносился гул сражения у переправы. В небе рычали самолеты, с
сухим треском разрывали воздух пулеметные очереди.
Острая, жгучая боль охватила тело Андрея, словно пламя бушевало внутри него
самого. По другой стороне оврага к нему бежали фашисты. Они что-то кричали,
размахивая руками, на бегу беспорядочно стреляли из автоматов.
Низко над самым местом приземления Шелеста промчался самолет Рязанова,
покачиваясь с крыла на крыло. Гул мотора резко ударил в уши и умчался вслед
за самолетом... Сомнений не было; командир решил спасти его! Это придало
Андрею сил. Он отбежал в сторону, прячась за свой горящий самолет, и стал
наблюдать за действиями Рязанова.
Расчет оказался точным: Рязанов приземлился у края площадки. Самолет еще
катился, посвистывая тормозами, а Шелест уже бежал за ним, почти не
чувствуя боли. Когда машина стала, Андрей бросился к самолету и торопливо
открыл крышку багажника.
- Быстрее! - крикнул Рязанов и стал заруливать к лесу, где было больше
места для разгона перед взлетом.
- Готово! - хрипло отозвался Андрей.
Рязанов спокойно, словно все это происходило не на глазах у противника, а
на своем аэродроме, осмотрелся, дал газ и, взлетев, взял курс на базу:
горючего оставалось в обрез.
Из воспаленных глаз Андрея лились слезы. Ухватившись обожженными руками за
металлическую раму фюзеляжа, он старался как-нибудь справиться с
нечеловеческой болью и покачивался из стороны в сторону, словно это
монотонное движение могло унять ее. Перед собой он видел тонкие трубочки,
которые оплели сиденье пилота, и ноги Рязанова, обутые в добротные сапоги.
Они плавно двигались на педалях руля поворота - одна вперед, другая назад...
Шелест потерял представление о времени, ему казалось, что летят они целую
вечность, что он и родился вот с этой нестерпимой болью.
Вдруг его с силой дернуло вниз, а острая боль тысячами игл вонзилась |