еского института Академии наук СССР (ФИАН), где я работаю
(Андрея Линде).
16 октября я был свидетелем известной московской паники. По улицам,
запруженным людьми с рюкзаками, грузовиками, повозками с вещами и детьми,
ветер носил тучи черных хлопьев - во всех учреждениях жгли документы и
архивы. Кое-как добрался до университета, там собрались студенты - мы
жаждали делать что-то полезное. Но никто ничего нам не говорил и не
поручал. Наконец мы (несколько человек) прошли в партком. Там за столом
сидел секретарь парткома. Он посмотрел на нас безумными глазами и на наш
вопрос, что нужно делать, закричал:
- Спасайся, кто как может!
Прошла суматошная неделя. По постановлению правительства была организована
эвакуация университета. На вокзале меня провожали папа и мама. Пока ждали
электричку, папа, я помню, рассказывал о появлении на фронте нового оружия
("Катюш" - реактивных минометов, но тогда никто толком этого не знал, и
слово "Катюша" - народное - появилось позднее). Это было 23 октября 1941
года. Лишь через месяц я узнал, что в тот же день наш дом в Гранатном
переулке был разрушен немецкой авиабомбой. Погибло несколько человек, мои
родные не пострадали. Они и другие, оставшиеся в живых, со спасенной частью
имущества разместились в пустующих яслях на соседней улице.
Студенты вместе с преподавателями с несколькими пересадками добрались до
Мурома. Дорожная встреча со студентами какого-то инженерного вуза. Хорошо
экипированные, умеющие постоять за себя, они казались нам другой породой:
на "сильно интеллигентных" университетских смотрели с некоторым презрением.
Потом, в жизни, роли часто менялись.
Часть пути до Мурома я ехал на платформе с разбитыми танками, которые в
сопровождении танкистов везли на ремонтные заводы. Слушал первые фронтовые
рассказы - война поворачивалась совсем не по-газетному: хаосом отступлений
и окружений, особой жизнью, требовавшей жизнестойкости, сметливости и
умения постоять за себя и свое дело перед разными нач |