е? Мне чудно и ровно совестно. Мы народ к тому привычный,
что старух только величают.
- Мне очень хотелось еще увидеть вас, Виринея. Знаете, так бывает:
увидишь в первый раз человека, а кажется, что давно знал его - влечет к
нему. Тогда вы сердито со мной разговаривали. И мало...
Тянул медлительные слова. Думал.
"Не так... не так надо с ней говорить".
В этот час, кротостью вечерней напоенный, и у него не стало жадной
хватки бурного желанья. Только и надо вот так стоять поодаль от нее,
смотреть усмиренными глазами и ощущать: удивительная, дорогая...
Виринея встретилась с ним глазами и чуть порозовела.
Сказала негромко:
- Нехорошо, что вы тут стоите. И то про меня много болтают.
Он встревожился:
- Но почему же? Разве нельзя поговорить? Ну, просто так, по-челове-
чески поговорить? Не уходите, пожалуйста! Ну, давайте вон туда, по-
дальше, за село пройдем.
Виринея засмеялась тихим грудным смехом. Покачала головой:
- Еще лучше удумал! Да я ничего, стойте, разговаривайте. Меня сплет-
ками своими до сердца не проберут. Привыкла я. За красоту за мою бабы
меня не любят. Чисто мне кажный мужик нужен, а им всех до единого жалко
уступать.
Спокойно и просто о красоте своей. Не чванливо, не кокетливо, а прав-
диво. Умилился влюбленно: милая. Она, глядя мимо его лица, тихими сегод-
ня глазами, говорила:
- Вот и в городу: и стряпать по-господски выучилась, и стирать и гла-
дить как надо господское белье, а по-долгу на местах не жила. Не с того,
что без паспорту. Это для их выгодней, дешевше. А все из-за завидки
бабьей. Поглядят барыни, как ихние мужья, аль там кавалеры, околи меня,
вот как вы теперь, вьются, - сичас фыркать зачнут. Ну, а у меня сердце
на фырчок нетерпячее, сама отфыркаюсь. Вот и с места долой. Одна вот
чудная больно.
Виринея фыркнула.
- Так из себя хуть господа, а с деньгами не густо. По дешевой образо-
ванной должности с мужем жили. Все листы каки-те пи |