сутру, уголком глаза я ощущал нестерпимое сияние, исходившее
от плывущих в летнем небе облаков.
Этот яркий свет озарял половину моего лица. Яркий, презрительный свет...
Когда похоронная процессия была уже в нескольких сотнях шагов от места
кремации, вдруг хлынул дождь. К счастью, неподалеку оказался дом одного из
прихожан, который позволил занести гроб с телом под навес. Однако ливень и
не думал кончаться. Пришлось трогаться дальше. Процессия вооружилась
зонтами и плащами, гроб прикрыли промасленной бумагой - в общем, кое-как
добрались до назначенного места. То была каменистая полоска берега к
юговостоку от селения, у самого основания мыса. С давних времен
деревенские сжигали здесь тела своих усопших - дым отсюда не шел в сторону
домов.
Волны в этом месте ярились с особенной силой. Трепещущие и разбухшие,
они бились о берег, а по их рваной поверхности хлестали струи дождя -
мрачный ливень словно пытался пронзить неспокойное море. Ветер же
отшвыривал стену дождя на дикие скалы.
Белые камни почернели, заляпанные темной влагой.
Мы вышли на берег через пробитый в скале туннель и прятались от дождя
под его сводом, пока рабочие готовили погребальный костер.
Горизонта не было - лишь волны, мокрые черные скалы и струи дождя.
Капли колотили по бумаге, прикрывавшей гроб, глянцево поблескивало
полированное дерево.
Зажгли костер. Масла на похороны священника не пожалели, и огонь с
треском побежал вверх по дровам, не обращая внимания на дождь. Густо
повалил дым, и поднялось прозрачное, светлое пламя.
Вот ветер отнес, круглое облако дыма к скалам, и какое-то время под
дождем трепетала лишь стройная пирамида огня.
Потом раздался оглушительный треск - то отлетела крышка гроба.
Я тайком кинул взгляд на мать. Она стояла неподвижно, вцепившись
пальцами в четки. Лицо ее как-то странно затвердело и сжалось - казалось,
его можно прикрыть одной ладонью.
* * *
Согласно воле отца, я отправился в Киото и стал жить |