ое, кричала, потом советы давай. Хлебни лиха, тогда умничай. А
то яйца курицу учат. Да я что, я ничего, оправдывался молодой Смурнов. Я
так, добра хотел. Добра?! - разъярилась Наталья Поликарповна. Хватит
врать-то, молодой, а такой же! Мне в этой жизни никто добра не хотел и
хотеть не будет, заявила она. Меня мама предупреждала, а я, дура, сразу
не поверила. Ох, дура-то...
Ну не надо, просил Николаич. Ребята, давайте жить дружно, твердил
Эдуардыч, подражая коту Леопольду из мультсериала. Наташ, да ладно тебе,
махала руками Анечка. Смурнова нехотя, но простили. Все вы горазды, бур-
чала взрывная, но отходчивая Наталья. А как на оглоблю - так шмыг.
Рьяно обороняла Смурнова тридцатилетняя Анечка... Слишком рьяно для
поддержания чувства локтя, и привиделось мечтательному Смурнову: не есть
ли тут другое чувство, великое и прекрасное, поэтами воспетое и прозаи-
ками не обойденное, простое и сложное, в обиходе известное как Любовь?
Случается такое промеж мужчиной и женщиной, чего уж там: и возраст тут
не помеха, и мораль, и всякие такие семейные узы. Ну не любовь, может
быть, эва куда загнул... ну, желание, скажем так, что не так здорово,
конечно, помельче будет и поскромнее, кайф не тот, но тоже ничего, тоже
не пустота, хоть и не любовь.
Думал и гадал Смурнов, а чего бы ей не влюбиться, он же симпатичный,
образованный, покручее Николаича с Эдуардычем. Анечка старше на семь
лет, ну так пустяки - взрослым людям не помеха, это в детстве разница, а
потом пустяки. Правда, бытует правило, что мужчина должен быть повзрос-
лее - по жизни такое правило, ну да мир испокон веков нехило стоял и на
исключениях.
Ему ведь целых двадцать три года.
Анечка родилась рыжего цвета. Носила брюки и темные свитера, ярко
крашенные губы и улыбку в уголках рта. Когда улыбка смелела и растека-
лась по всему лицу, получалось слегка вульгарно. Но что коллеги понимали
в вульгарности? Им даже расхохотаться слабо, а уж отве |