Книга "Судья и палач", Дюрренматт Фридрих

Краткое описание/вступление:

й
представитель, которого звали бы Луциусом.

- Это в самом деле возмутительно, - начал он, едва его толстая фигура
появилась в дверях. - Что тут творят твои люди из бернской полиции,
уважаемый Лутц?! Убивают у моего клиента Гастмана собаку редкой породы, из
Южной Америки, и мешают культуре, Анатолю Краусхаар-Рафаэли, пианисту с
мировым именем. Швейцарец невоспитан, лишен светскости, у него ни капли
европейского мышления. Три года рекрутской школы - вот единственное
средство против этого!

Лутц, которому было неприятно появление его товарища по партии и который
боялся его нескончаемых тирад, предложил фон Швенди кресло.

- Мы запутаны в весьма сложном деле, - заметил он нерешительно. - Ты ведь
сам знаешь это, а молодой полицейский, которому оно поручено, по
швейцарским масштабам может считаться довольно способным человеком. Старый
комиссар, участвовавший в этом, отслужил уже свое, это верно. Я сожалею о
гибели такой редкой южноамериканской собаки, у меня у самого собака, и я
люблю животных и произведу особое, строгое расследование этого инцидента.
Беда в том, что люди совершенно невежественны в области криминалистики.
Когда я думаю о Чикаго, наше положение рисуется мне прямо-таки безнадежным.

Он запнулся, смущенный тем, что фон Швенди молча уставился на него, потом
начал снова, но уже совсем неуверенно, что хотел бы узнать, был ли покойный
Шмид в среду гостем его клиента Гастмана, как на некотором основании
считает полиция.

- Дорогой Лутц, - возразил полковник, - не будем морочить друг другу
голову. Вы в полиции отлично обо всем информированы, я ведь знаю вашего
брата.

- Я вас не понимаю, господин национальный советник, - смущенно воскликнул
Лутц, невольно возвращаясь к обращению на "вы"; говоря фон Швенди "ты", он
всегда испытывал неловкость.

Фон Швенди откинулся в кресле, сложил руки на груди и оскалил зубы - этой
позе он, собственно говоря, был обязан и как полковник и как национальный
советник.

- Любезный мой доктор,