АЛЕКСАНДРА САШНЕВА
ЛОЖИСЬ
Завыла сирена, и красная лазерная пленка зависла на уровне моего колена.
«Раз, два, три, четыре, пять. Мусора идут стрелять. Кто не спрятался — я не
виноват», — пропел я, заглушая противную пищалку, которая визжит прямо в моей
голове. Я привычно рухнул на четвереньки и распластался. Руки на затылок, лицо
вниз. Ждать. Бух, бух, бух! Серия ударов раздалась вокруг меня по количеству
прохожих.
Все как обычно.
Пищалка в голове затихла. Осталось только заунывное тиликанье.
Из черной глубины стеклонового покрытия на меня нехорошо уставился мой
двойник. Этот подозрительный взгляд — всегда врасплох. Я знаю, что это всего
лишь отражение, но… не верю. Оно всегда смотрит так, будто я чтото украл или
публично обгадился. Попытки опередить его и состроить на лице какоенибудь
нейтральное выражение безрезультатны. Я даже тренировался перед зеркалом в
мыльном блоке, копируя тридэшного диктора. Там получается, а на улице — никак.
Поэтому через некоторое время во мне оформилось твердое, непоколебимое
убеждение, что эта мерзкая морда не является отражением моего собственного лица,
а есть скорее некая тонкая сущность, возникающая в том месте и в то время, когда
по законам физики в стеклоне тротуара должно появляться мое отражение.
Что особенно противно, двойник всегда смотрит на меня в упор. К тому же
если отвести глаза, то его беспощадный взгляд начинает буравить лобную кость.
Какое же это отражение?
Он молчит, и это страшнее всего. Он непредсказуем. Кто знает, какой номер
выкинет эта бесплотная тварь? Поэтому я стараюсь побыстрее надышать. От дыхания
стеклон запотевает, и отражение, и без того мутное, становится совсем
неразборчивым. Зато обостряется слух. Если мусора не едут долго, можно успеть
даже помедитировать.
Жаль только, в макушке все это время монотонно тиликает какаято хрень.
Как и всем честным трудакам, мне приходится падать по нескольку раз в день
пр |