ВИТАЛИЙ ЗАБИРКО
ПАРНИША, ОТКРОЙ ДВЕРЬ!
Лысый, громадного роста толстяк навзничь лежал на цементном полу широко раскинув
руки. На его животе восседал красномордый верзила и; мертвой хваткой сжав горло
толстяка, методично стучал его головой об пол. Толстяк хрипел, екал при каждом
ударе, но концы не отдавал.
- Э! - Я похлопал по плечу верзилы. - Прикурить не найдется?
- Чего?
Верзила недоуменно повернул ко мне голову. От его распаленной от натуги
физиономии вполне можно было прикурить, если бы не градом катившиеся по щекам
капли пота.
- Спички, говорю, есть? Я показал верзиле незажженную сигарету. Верзила
оставил свое занятие и растерянно похлопал себя по карманам.
- Не, я ж не курю! - наконец сообразил он. - И тебе не советую. Здоровье
дороже. Возьми лучше это.
Он протянул мне грязный одноразовый шприц и пару ампул.
- Здесь, парень, - криво усмехнулся я, - мы с тобой расходимся во
взглядах и увлечениях. Толстяк на полу зашевелился, заперхал.
- Погоди, - прохрипел он, зашарил по карманам и достал зажигалку. - На.
Я щелкнул зажигалкой, прикурил. Зажигалка была золотой «ронсон». Лимонов на
десять потянет.
- Спасибочки. Как я понимаю, - обратился я к толстяку, - она тебе уже не
понадобится?
- Отдай, - строго сказал толстяк. - Это вещественное
доказательство. Я вернул зажигалку.
- Может, помочь?
- Не мешлй, - буркнул толстяк и вновь раскинул на полу руки. Верзила тут же
вцепился ему в горло.
Вот, всегда так. Я окинул взглядом помещение. Обшарпанный конторский стол,
колченогий стул, да развороченный автогеном сейф, до отказа забитый пачками
сторублевок образда шестьдесят первого года. И все.
Похоже на заводскую кассу социалистического реализма.
Переступив через дергающиеся ноги толстяка я выглянул в окно на божий свет.
Божего света не было. Был светящийся туман.
Пора сматываться. Опять мне не повезло. И почему тогда так любили непременно
сторублевки? Макулатура. Но сколько экспрессии из-за нее!
Я нарисо |