летело из широко открытого рта, не
прозвучало ни одной ноты, ни единого децибелла. Лейф подождал немного,
надеясь все-таки, что первое слово прозвучит раньше следующей недели.
Форма овала еще немного изменилась, а маленькие розовые щупальца во рту
скорчились наподобие агонизирующих червячков. На этом все закончилось.
Уолтерсон перестал топтаться по ковру из клевера и, обращаясь к
Лейфу, сказал:
- Он остановился, командор.
Выйдя из кабины, Лейф засунул руки глубоко в карманы и с видом
человека, потерпевшего неудачу, посмотрел на машиниста, чье ранее
абсолютно безразличное выражение лица сменялось теперь крайним
удивлением и интересом. Лейф мог наблюдать его мимику, одновременно
изучая весь его томный облик хамелеона, меняющего окраску.
- Какое внимание, черт побери! - съехидничал Пэскью, подталкивая
Лейфа локтем и показывая на ряд ручек дверей вагонов. Большинство из них
медленно поворачивались. - Они сейчас затопчут друг друга в спешке,
пытаясь выбраться из вагонов.
- Откройте им двери, - распорядился Лейф.
Хоффнэгл, стоявший как раз напротив одной из них, повернул ручку и
потянул дверь на себя. Она открылась с уцепившимся за нее с другой
стороны пассажиром, который не успел ее отпустить. Уронив таблицы для
контакта, Хоффнэгл проворно поймал свою жертву и поставил ее на землю.
По словам Ромеро, все это заняло сорок восемь секунд. На лице пассажира
было написано что-то вроде озадаченности.
После этого происшествия двери открывали со всей осторожностью
налогового инспектора, обнаружившего странное денежное поступление и
аккуратно отмечавшего его галочкой. Пэскью со свойственным ему
нетерпением ускорил этот процесс: он хватал инопланетян и ставил их на
зеленый газон. Самому сообразительному из них понадобилось всего
двадцать восемь секунд, чтобы начать соображать, как он переместился из
одного места в другое. Он смог б |