Повернуть лицом к цветам и книгам.
Завидя книги и цветы, детские шеренги смолкли и двинулись ползком к
этим скопленьям цвета, к этим красочным образам, таким празднично-пестрым на
белых страницах. А тут и солнце вышло из-за облачка. Розы вспыхнули, точно
воспламененные внезапной страстью; глянцевитые страницы книг как бы
озарились новым и глубинным смыслом. Младенцы поползли быстрей, возбужденно
попискивая, гукая и щебеча от удовольствия.
-- Превосходно! -- сказал Директор, потирая руки. -- Как по заказу
получилось.
Самые резвые из ползунков достигли уже цели. Ручонки протянулись
неуверенно, дотронулись, схватили, обрывая лепестки преображенных солнцем
роз, комкая цветистые картинки. Директор подождал, пока все дети не
присоединились к этому радостному занятию.
-- Следите внимательно! -- сказал он студентам. И подал знак вскинутой
рукой.
Старшая няня, стоявшая у щита управления в другом конце зала, включила
рубильник.
Что-то бахнуло, загрохотало. Завыла сирена, с каждой секундой все
пронзительнее. Бешено зазвенели сигнальные звонки.
Дети трепыхнулись, заплакали в голос; личики их исказились от ужаса.
-- А сейчас, -- не сказал, а прокричал Директор (ибо шум стоял
оглушительный), -- сейчас мы слегка подействуем на них электротоком, чтобы
закрепить преподанный урок.
Он опять взмахнул рукой, и Старшая включила второй рубильник. Плач
детей сменился отчаянными воплями. Было что-то дикое, почти безумное в их
резких судорожных вскриках. Детские тельца вздрагивали, цепенели; руки и
ноги дергались, как у марионеток.
-- Весь этот участок пола теперь под током, -- проорал Директор в
пояснение. -- Но достаточно, -- подал он знак Старшей.
Грохот и звон прекратился, вой сирены стих, иссяк. Тельца перестали
дергаться, бесноватые вскрики и взрыды перешли в прежний нормальный
перепуганный рев.
-- Предложи |