кин. - Вот и вы ко мне вылезли...
Молодец!
- Вы с ума сошли! - в свою очередь орал взбешенный медик. -
Только-только поправились и хотите опять заболеть! Вот я генералу скажу...
Перед этой угрозою Пушкин не устоял. Мокрый, счаст-чивый, вернулся он в
избу.
Эта гроза пронеслась как ураган. Наутро умытое небо блистало такою
глубокой, такою девической чистотой, что улыбались уже решительно все.
Такие чистые, ясные дни стояли теперь и на Пяти-горье. Тут начиналась
для Пушкина новая жизнь - оседлая, но и кочевая: Горячие воды, Железные
воды, Кислые воды. Да и когда пребывали на месте, самая обстановка и образ
жизни были полупоходными: можно побыть и еще, но в любую минуту можно и
сняться с насиженных мест.
И в самой природе, по первому взгляду, был чудный беспорядок могучих
порывов, застывших в минуту высокого напряжения. Все, в ней полно было силы
и страсти, и все эти изломы, углы каждой отдельной горы были похожи на
черновик какой-то горячей и бурной поэмы, волнующей уже одной этой своею
незавершенностью. Между старых деревьев кустарники всюду дики и непролазны;
буйные травы дышали в лицо пряно и горячо; и горячи были струи целебной
воды, с силой бившие здесь и таи из расщелин в бурых и серых скалах. Их
мелодический непрерывный звон сливался в одно со стрекотанием кузнечиков,
пением редких цикад, а где-нибудь в узком ущелье и сквозной ветерок,
казалось, им подпевал; ветерок... а кто знает - быть может, и фавн или
сатир, уцелевший от мировых катаклизмов? При мысли об этом Пушкин лукаво
посмеивался.
Все здесь волновало его и возбуждало. Горячая кровь, молодая и южная,
бежала еще горячей. Жажда передвижения утолялась в полную меру. Физическая
усталость рождала глубокий целительный сон.
А надо всем этим стояла великолепная синева неба с причудливою игрою
свежих, то и дело сменявшихся облаков. Облака ложились порой и н |