превратились в пушистые пепельные кудри, отросшие в заточении до ягодиц.
Волшебник все просил состричь их покороче, но Волкодав отказался
наотрез. Сидя в клетке, простительно было поглупеть. Но уж не настолько.
Едва выйти на волю и тут же бросить свои волосы на потребу нечисти и
злым колдунам!.. Только этого не хватало!..
Еще у него были глаза, каких Волкодав не видал доселе ни разу:
темно-фиолетовые, немного светлевшие к зрачку. Когда он улыбался - а
улыбался он часто, - в плазах вспыхивали золотые, солнечные огоньки. Что
же до тела, то оно, несмотря на уродливую худобу, тоже было вовсе не
старческим.
Волкодав не собирался расспрашивать...
Девчонка бродила по колено в воде, наряженная в запасную рубаху
Волкодава с непомерно длинными для ее рук рукавами. Пальцами ног она
ловко нащупывала на дне прошлогодние водяные орехи, вытаскивала их и
складывала сушиться на берегу. Орехи были съедобны и даже вкусны, а сок
их считался целебным. Этим соком они с Волкодавом уже несколько раз с
головы до ног обмазывали безропотно терпевшего волшебника. Потом
Волкодав натер им свои собственные ожоги. Девчонка хотела помочь ему, но
он ей не позволил.
Она была не просто хороша собой. Ибо некрасивых лиц у
пятнадцатилетних девчонок не бывает вообще, если только судьба к ним
хоть сколько-нибудь справедлива. Она была невероятно, просто бессовестно
хороша. Волкодав то и дело косился на нее. Такую легко представить себе
ведущей на шелковой ленточке кроткую серну. А может, и царственного
леопарда.
Чтобы посягнуть на подобное, нужно в самом деле быть Людоедом...
Только подумать: если бы вчера он не сумел выломать под водой прут из
решетки. Или открыть дверь в подвал. Если бы стражники были меньше пьяны
и перехватили его по дороге наверх. Если бы, наконец, он промазал,
бросая копье... хотя нет, этого быть не могло...
Только подумать, что сейчас она билась бы |