ступлений. Уж про Америку я не говорю, она всем нам подает пример: 5 миллионов
пре-
ступлений в год. - Он восхищенно щелкает языком и, как бы извиняясь, добавляет:
- У нас в
стране, конечно, поскромней, но и население поменьше. Впрочем, наши цифры вы и
сами
знаете. Знаете?
После некоторого неловкого молчания Джон-маленький, этот ученый муж,
говорит:
- Знаем, господин комиссар.
- Конечно, знаем, - развязно подхватывает Гонсалес, но тут же затыкается,
потому что
вдруг начальник спросит.
- Да? Ну ладно, - продолжает тот, - перейдем к текущим делам. Зачитываю
сводку. - Он
начинает излагать все, что произошло за вчерашние день и ночь. Убийств
столько-то, грабе-
жей столько-то, похищений, драк, налетов...
Мы слушаем, скрывая зевоту. Ждем, когда речь дойдет до конкретных заданий. И
тут я
неожиданно слышу:
- В заброшенном карьере в восемнадцати километрах от города найден, убитый
ударом
ножа в спину, некий Маруччи, тридцати восьми лет, рецидивист. Проходил, между
прочим,
по нашему отделу. В кармане пиджака обнаружена карточка со знаком черепа и
скрещенных
костей и надписью "Черный эскадрон", следов убийц не обнаружено.
Я затаил дыхание, мне показалось, что начальник смотрит на меня. Или на
О'Нила, мы
сидим рядом. Но может, только показалось?
Начальник делает паузу и многозначительно произносит:
- Конечно, этого подонка не жалко, наверняка счеты сводили бандиты между
собой. Но
объективно они помогли правосудию. - И, помолчав, добавляет со вздохом
сожаления: - Эх,
не тех этот "Черный эскадрон" на тот свет отправляет, не тех!
Помолчав еще, начальник продолжает зачитывать сводку.
"Не тех, - размышляю я, - а кого надо? Кто те?"
Наконец, доходит очередь и до заданий.
Нам с Гонсалесом выпадает какая-то ерунда, а вот на долю О'Нила приходится
неприят-
ная штука. Поступил сигнал, что один из ребят нашего отдела "подвержен
коррупции", как
изящно выразился начальник, а проще говоря, берет взятк |