которые продолжали
отдаляться друг от друга. Полученные гонорары от прежних расследований позволяли
ему вести довольно сносное существование, и он, не испытывая материальных
проблем, последние полтора месяца провел в Москве, почти не выходя из дома,
отправляясь в магазины лишь за необходимыми покупками. Зато теперь у него было
довольно много времени, чтобы наконец прочитать привезенные книги, в том числе и
новые романы американских фантастов, изданные в последние несколько лет.
В последние недели он плохо спал. Сказывался и сердечный приступ, который
свалил его во Франции. Врачи сообщили ему, что у него было лишь повреждение
задней стенки сердца. Он не знал точно, что это такое, но понимал, отчего это
произошло. За время своих многочисленных командировок и скитаний по всему миру
он слишком много повидал, слишком много узнал, чтобы сердце могло оставаться
безучастным к многочисленным трагедиям.
Он под считал, сколько раз ему приходилось становиться свидетелем
изломанных судеб, неудавшихся жизней, рухнувших надежд. Он вспомнил, сколько раз
сталкивался с человеческой подлостью и коварством, с цинизмом и насилием.
Вспомнил, сколько убитых и раздавленных преступлениями людей он встречал в своей
жизни, вспомнил погибших друзей, и ему стало страшно. Впервые в жизни. Он вдруг
осознал, что давно превысил тот предел познания человеческого горя, который
должен быть у нормального человека.
Теперь сердце болело все сильнее, а размышления о собственной судьбе
занимали все свободное время. Он стал ловить себя на мысли, что постепенно
привык к чужому горю и чужим страданием, словно все это не могло коснуться и его
самого. Может, поэтому он инстинктивно избегал любых разговоров по поводу
создания собственной семьи. Может, поэтому встреченные им в жизни женщины не
задерживались в его судьбе, ибо он сам не находил в себе мужества предложить им
остаться. И может, поэтому он, оставшийся теперь один, к тридцати восьми годам
вдруг нач |