ешку платформы, опасливо косясь на ржаво-черные спины собак, за которыми
маячили длинные ряды стриженых затылков, одинаково беззащитно просвечивающих
белесой
кожей сквозь темную, рыжую, русую щетину. Наконец показалась лоснящаяся,
истекающая
паром туша паровоза, внутри которой что-то болезненно и напряженно гудело. Лабух
добрался
до края платформы, спрыгнул на мокрый гравий и торопливо пошел прочь,
перешагивая через
блестящие, хорошо наезженные рельсы. Это даже не "поезд в ад", это поезд в
"нет", думал Он,
зябко чувствуя спиной и сам поезд, и конвоиров, и собак.
По следующему пути медленно и почти бесшумно катились кремово-желтые
вагоны-
рефрижераторы, перемежающиеся купейными. Крыша одного из вагонов внезапно
раздвинулась, словно провалилась в стороны, и из образовавшейся щели, опять же
беззвучно,
слегка вздрагивая от внутреннего напряжения, как чудовищный лоснящийся фаллос,
начало
подниматься огромное зеленое веретено. Задорной надписи: "Даешь!" - на веретене
не было,
что почему-то несколько удивило Лабуха, зато были какие-то непонятные цифры.
Ракета
поднялась почти вертикально и, разрывая паутину проводов над колеей, рассыпая
искры и
керамические бусы изоляторов, уехала, пропав, наконец, в мутной белесой мороси
вместе с
литерным поездом и его невидимыми обитателями.
Он продвигался, пробираясь на карачках под запломбированными товарными
вагонами,
пачкая джинсы и куртку черной вонючей смазкой, перебираясь через открытые
многоосные
платформы, на которых чего только не было. Чудовищных размеров головы мужчин и
женщин
из клепаной нержавейки, кулаки, сжимающие серпы и молоты, ржавые корабельные
орудия и
огромные, протянувшиеся на целый состав, почему-то обледенелые туши атомных
подводных
лодок с построенными на палубе мертвыми командами. На одной из гигантских
платформ
черным брюхом в угольной крошке лежал космический "шаттл" с оторванными
крыльями,
похожий на дохлую акулу с задранной лопастью отороченного черным же |