го мозг, и Сан прилагал огромные усилия,
чтобы не подчиниться властному приказу, не повернуться спиной к этому
ментальному ветру и
не побежать назад. А ветер шептал, что стоит только остановиться, и тяжесть в
ногах исчезнет,
боль утихнет, и жажда перестанет обдирать горло сухой корявой рукой.
Сан упорно продвигался вперед, направляясь так, чтобы напряженность
ментального поля
все время возрастала. Вдруг в затуманенном болью сознании зазвучал детский голос
из
далекого прошлого. Сан с трудом разобрал слова. "Теплее, теплее, - говорила
маленькая
девочка. - Теплее, уже совсем тепло!"
Радость в детском голосе воскресила щемящее предчувствие находки. Вот уже
его руки
нащупывают крышку ивовой корзины, вот они проскальзывают в пыльную глубину, в
кучу
старого хлама... И вот, наконец, волна радости, ожидаемая заранее, и все равно
сладостная,
вспыхивает в его груди.
"Горячо!" - смеется маленькая девочка, и Сан вдруг обнаруживает себя на
краю
естественной впадины, между невысокими скалистыми холмами, у подножия Великих
Древних
Гор... И пятнадцать лет спустя...
Жажда и усталость продолжают вытягивать последние силы, но голова почему-то
совсем
не болит, и можно расправить сгорбленные упорством плечи.
Сан вдруг осознал, что ментальная атака прекратилась. "Я прошел первую
мембрану", -
сверкнула радостная мысль. Ученик сатвийских монахов хорошо помнил слова
Третьего
Патриарха:
Иди против ветра, что вспять
тебя будет неволить.
В безветрии знак обретешь,
где дорогу найти.
Ментальный ветер стих, а значит, где-то здесь должен быть первый
Указатель.
Распухший язык покрыт, кажется, коркой засохшей крови. Сухие глаза режет
утренний
ветер. И все же Сан терпеливо стоит на гребне воронки и внимательно впитывает
рассеянную
вокруг информацию. Тренированный мозг сатвийского послушника, проведшего
несчетные
часы в глубокой медитации, методично перебирает тысячи оттенков и сочетаний в
поисках |