, не столько от боли, сколько от неожиданности и
унижения, - подобным образом наказывали рабов на плантациях.
- Как вы смеете, - прорычал он, - я Энтони Блад, сын губернатора Ямайки.
Слова эти произвели на негодяев неожиданный эффект - они расхохотались.
- Чему вы смеетесь, скоты?! - крикнул лейтенант, пытаясь подняться и
инстинктивно
ощупывая правый бок в поисках шпаги. Разбойник снова занес над ним свой прут, но
вожак в
офицерском мундире остановил его:
- Постой, Дик, не спеши, нехорошо так обращаться с сыном самого губернатора
Ямайки.
* * *
Сэр Блад ложился спать поздно, и потому Бенджамен рискнул побеспокоить
его.
- В чем дело, старина?
- Милорд, может быть, это не мое дело, но мисс Элен плачет у себя в
комнате.
Губернатор отложил книгу.
- Может быть, она напевает? Как тогда?
- Нет, милорд, я понимаю, что вы имеете в виду. Она не напевает.
В первые годы своей жизни в семье Бладов Элен, как правило, по ночам любила
напевать
песни своей далекой родины. Песни эти чаще всего были печальными и протяжными,
отчасти
напоминали причитания. Понимая, что девочка тоскует по дому, полковник не мешал
ей и
распорядился домашним сделать вид, что они не находят в этом ничего
удивительного.
Однажды, случайно застав ее за этим занятием, он спросил у нее, не хотела бы она
вернуться
домой. Ведь там, наверное, хорошо? Да, сказала Элен, там хорошо, лучше, чем
здесь, там
бывает холодно, там бывает снег, там едят другую, вкусную еду. Но вернуться туда
она бы не
хотела. Почему, удивился полковник. А просто некуда возвращаться, объяснила
Элен, дом
сожгли, всех родных убили. Кто сжег ее дом и убил родных, она рассказывать
отказалась. С
годами эти сеансы ночного пения становились все реже, пока не прекратились
совсем. Неужели
- опять?
Полковник взял со стола подсвечник с горящей свечой и отправился в комнату
дочери.
Бенджамен не ошибся - Элен не пела. Она встретила отца, ра |