сти свою роль слепого, и, когда она совершенно невинно спросила
его, как же его зовут, он не мог не представиться.
- Гантенбайн? - спросила она. - Не родственник ли вы...
- Нет, - сказал он.
- Нет, - сказала она, - какое совпадение!
Это она сказала еще несколько раз, роясь в своей крокодиловой сумке, чтобы дать
ему и свою фамилию, карточку с волнистым обрезом, которую он вполне мог
прочесть; тем не менее она прочла: КАМИЛЛА ГУБЕР. Напечатанное ниже она утаила:
маникюрша. Это предназначалось не для слепых. Равно как и примечание: только по
телефонной договоренности. Он повторил лишь услышанное: КАМИЛЛА ГУБЕР.
Этого было достаточно. Он сунул карточку в карман, а она спросила, где же именно
он живет, ее сосед.
- Вон там, - сказал он, - в голубом доме. Но она не видела никакого голубого
дома.
- Гм, - сказал он, - где же мы, собственно? Он должен был теперь лгать дальше.
- Разве это не Фельдегштрассе? - спросил он.
- Она самая.
Но это был не нижний, а верхний конец Фельдегштрассе, которая довольна длинна, и
о соседстве, стало быть, не могло быть речи; девушка в меховом пальто была
разочарована, он это видел, и вдобавок озабочена, так как на его шестое чувство
все-таки нельзя положиться; она не могла этого не сделать, нет, тем более при
таких обстоятельствах, она завела снова мотор, чтобы довезти Гантенбайна до
самого дома, раз он не принял ее приглашение на кофе, она не может этого
допустить, ей будет неспокойно и т.д.
Он принимает ее приглашение.
В лифте, в то время как она интересуется, часто ли случается ему заблудиться в
городе, он закрывает глаза, чтобы подготовиться к первому своему визиту в роли
слепого, чтобы при выходе из лифта правдоподобно (не слишком сильно)
споткнуться. Камилла трогательна; его от всего освобождают, едва войдя в
квартиру, - от пальто, и шляпы, и палки. Камилла тоже не знает, нужна ли ему в
квартире его черная палочка; он здесь первый слепой посетитель. Она нужна,
кажет |