бходилась без них. Это... это было так
чудесно, думала Джессика, пригревшись под одеялом...
Кристофер снял телефонную трубку, нахмурился и через минуту положил ее
обратно на рычаг. На Востоке уже глубокая
ночь. Наверно, Глэдис давно спит. Он смешал водку с тоником и с бокалом в руке
принялся расхаживать, встревоженный и
озабоченный.
У Кристофера было много работы, но он знал, что не сможет сосредоточиться.
При виде потерявшей сознание Джессики у
него чуть не остановилось сердце. Всего лишь час она была на его попечении, и
вот результат... Его переполнило чувство
вины. Конечно, она здесь лишняя, но зачем было так явно демонстрировать это?
Она такая худышка. Тоненькая и легкая как перышко. Слишком легкая для
своего роста: метр шестьдесять восемь-метр
семьдесят. И такая бледная...
Кристофер пересек холл, остановился на пороге гостиной и невесело
рассмеялся, увидев ее простенькое пальто и сапоги.
В сущности, она вовсе не была дурнушкой. Напротив, не без изюминки; густые
длинные волосы цвета темной меди,
большие, широко поставленные глаза того же необычного красновато-коричневого
оттенка; а губы-то, губы... нет уж, лучше
об этом не думать. Но факт оставался фактом-девушка не И вмела ни малейшего
понятия о том, как подчеркнуть свои
достоинства, и совершенно не умела одеваться. В общем, "рабочая пчелка", "низшее
сословие", типичный продукт
городской окраины... Кристофер с беспокойством думал о предстоящем приеме. Куда
бы ее спрятать на это время?
Синглтон поглядел в стакан. Брови его сошлись на переносице. Джессика
оказалась совсем не такой, какой он ее
представлял. Да, конечно, она дичилась, во это не было агрессивной дикостью
ребенка, выросшего в трущобах большого
города. Ее диковатость была скорее средством самозащиты, чем-то светлым и тихим,
вроде ограды из вьющихся растений,
ощетинившихся колючками, чтобы их не трогали. А в глазах ее читалась уязвимость
и ранимость, о которых Г |