чаю, а вы и не думаете выказывать беспокойство.
Разве вы позабыли, что мой любовник - ваш давнишний друг? Впрочем, не
тревожьтесь, он отнюдь не умер, а если бы и умер, так от избытка радости.
Бедняга кавалер! Как он ласков, как он поистине создан для любви, как он
умеет пламенно чувствовать! У меня кружится голова. Право же, совершенное
счастье, доставляемое ему моей любовью, действительно привязывает меня к
нему.
Каким счастливым сделала я его в тот самый день, когда писала вам, что
намерена разорвать наши отношения! А ведь я и впрямь обдумывала наилучший
способ довести его до отчаяния, когда мне о нем доложили. Игра ли моего
воображения или действительно так было, - но он никогда еще не казался мне
милее. Тем не менее я приняла его весьма немилостиво. Он надеялся провести
со мной два часа до момента, когда моя дверь откроется для всех. Я же
сказала ему, что собираюсь выйти из дому. Он спросил - куда. Я отказалась
сообщить ему это. Он принялся настаивать. "Иду туда, где вас не будет", -
сказала я с раздражением. К счастью для себя, он был ошеломлен этим ответом.
Ибо, скажи он хоть слово, неизбежно последовала бы сцена, которая и привела
бы к задуманному мною разрыву. Удивленная его молчанием, я бросила на него
взгляд, без иной цели, клянусь вам, как увидеть его недовольную мину. Но на
прелестном этом лице я обнаружила ту глубокую и вместе с тем нежную грусть,
перед которой - вы сами это признали - так трудно бывает устоять. Одна и та
же причина вызвала одно и то же следствие: я была вторично побеждена. С
этого мгновения я стала думать лишь о том, как бы сделать так, чтобы он не
нашел у меня ни одного недостатка. "Я иду по делу, - сказала я более
ласково, - и даже по делу, касающемуся вас, но не расспрашивайте меня. Я
буду ужинать дома. Возвращайтесь к ужину - и все узнаете!" Тут он вновь
обрел дар речи, но я не дала ему говорить. "Я очень тороплюсь, - продо |