телеса
повелителя и поникшее в печали худосочное мужское достоинство. Скромно отведя
взгляд, Кумбар приосанился. Первый страх, и то больше от неожиданности
охвативший
его, прошел: отлично зная вздорный, но отходчивый характер Великого и
Несравненного,
старый солдат ожидал сейчас затишья, а потом и раскаяния, ибо Илдиз, в сущности,
был
мягок и долго сердиться не умел и не любил.
На всякий случай сайгад все же рухнул на колени, уткнувшись носом в
красивый
узор ковра и с неудовольствием обнаружив целый слой пыли на нем. Кумбар
незаметно
подвигал задом, устраиваясь поудобней, и принялся наблюдать, за метанием
расшитых
золотом туфель повелителя - длинных и узких, с загнутыми вверх носами.
Такие же туфли носил и он, вечно спотыкаясь и проклиная в душе того, кто их
придумал: как истый солдат Кумбар презирал вычурность придворных бездельников,
готовых обмотать себя парчой и шелком с ног до головы, только бы поразить
окружающих.
И пусть им при этом будет жарко и душно, и пусть не сдвинуться с места, все
равно
они задерут носы к потолку и... Тьфу! Негодование сайгада выразилось сейчас в
том, что
он незаметно для повелителя плюнул на ковер, потом растер плевок ладонью.
- Восстань, раб!
Торжественный и чуть виноватый голос Илдиза прервал размышления старого
солдата. Проворно вскочив, он со всей почтительностью поклонился владыке,
преданно
уставился в блеклые глаза его.
- Мы простили тебя, верный Кумбар. Мы более не хотим сердиться. Но ты все
же
верни во дворец ту... которая приснилась...
- Малику? - бухнул наугад сайгад, опасаясь напомнить, что он не видел этого
сна.
- Не Малику, пустоголовый... - мягко усмехнулся Светлейший. - Не Малику.
Алму.
Кумбар вздохнул. За миг до того, как владыка произнес имя, он сам назвал
его про
себя, ибо в глубине души был убежден, что Алма действительно самая красивая и,
пожалуй, самая привлекательная из всех девушек. Но кто же о том донес Великому и
Неср |