еневьева может оказаться в один прекрасный день жертвой
властелина
здешних мест. Отвращение подтолкнуло меня. Я подошел к двери и нажал кнопку
звонка.
Женевьева была удивлена, увидев меня. Она пригласила меня пройти в маленькую
гостиную,
которая, должно быть, служила приемной в те дни, когда Н. назначал аудиенцию
своим деловым
партнерам и арендаторам. Я не стал затягивать первый визит и вел разговор
достаточно сухо и
строго, чтобы он ничем не напоминал дружескую или задушевную беседу. Я был
пастором; но как
же, думал я на обратном пути, как заставить Женевьеву забыть об этом в
дальнейшем, чтобы она не
оттолкнула с ужасом мои первые авансы?
Дни стояли ясные и теплые. Уже во второе посещение я предложил прогуляться к
лесу. Было
утро. Старые дубы и осины каймой светлели у опушки, дальше начинался густой
ельник - когда
входишь в такую чащу, легкий озноб пробегает по спине. Мы почти не
разговаривали, и наше
молчание рождало между нами близость куда более глубокую, чем та, что создается
беседой, когда
двое гуляющих восторгаются красотами пейзажа. Женевьева оступилась; я поддержал
ее за руку, и
некоторое время мы шли так, пока слишком узкая тропинка не разъединила нас. На
удивление
неровная лесная дорога заставляла нас петлять и взбираться на склоны; тишина
стояла необычайная.
Плотная, напряженная тишина; мне казалось, будто я иду сквозь фосфоресцирующую
массу: под
елями разливался сероватый волнующий свет. Я понимаю людей, обожествляющих лес.
Божество и
вправду притаилось под этой сенью. Мы знаем, что оно здесь, его присутствие
ощутимо, почти
осязаемо. Холод окутал наши плечи - не быстрый холодок озноба, но долгий,
пронизывающий
холод, быть может, предвестие могильного, - с грустью подумалось мне... Я
старался целиком
сосредоточиться на этой минуте, чтобы потом ничего не утратить из ее колдовского
очарования:
Женевьева рядом со мной, ее неуверенные шаги по неровной тропе, и это
нарас |