| еневьева может оказаться в один прекрасный день жертвой 
властелина 
здешних мест. Отвращение подтолкнуло меня. Я подошел к двери и нажал кнопку 
звонка.
    Женевьева была удивлена, увидев меня. Она пригласила меня пройти в маленькую
гостиную, 
которая, должно быть, служила приемной в те дни, когда Н. назначал аудиенцию 
своим деловым 
партнерам и арендаторам. Я не стал затягивать первый визит и вел разговор 
достаточно сухо и 
строго, чтобы он ничем не напоминал дружескую или задушевную беседу. Я был 
пастором; но как 
же, думал я на обратном пути, как заставить Женевьеву забыть об этом в 
дальнейшем, чтобы она не 
оттолкнула с ужасом мои первые авансы?
    Дни стояли ясные и теплые. Уже во второе посещение я предложил прогуляться к
лесу. Было 
утро. Старые дубы и осины каймой светлели у опушки, дальше начинался густой 
ельник - когда 
входишь в такую чащу, легкий озноб пробегает по спине. Мы почти не 
разговаривали, и наше 
молчание рождало между нами близость куда более глубокую, чем та, что создается
беседой, когда 
двое гуляющих восторгаются красотами пейзажа. Женевьева оступилась; я поддержал
ее за руку, и 
некоторое время мы шли так, пока слишком узкая тропинка не разъединила нас. На 
удивление 
неровная лесная дорога заставляла нас петлять и взбираться на склоны; тишина 
стояла необычайная. 
Плотная, напряженная тишина; мне казалось, будто я иду сквозь фосфоресцирующую 
массу: под 
елями разливался сероватый волнующий свет. Я понимаю людей, обожествляющих лес.
Божество и 
вправду притаилось под этой сенью. Мы знаем, что оно здесь, его присутствие 
ощутимо, почти 
осязаемо. Холод окутал наши плечи - не быстрый холодок озноба, но долгий, 
пронизывающий 
холод, быть может, предвестие могильного, - с грустью подумалось мне... Я 
старался целиком 
сосредоточиться на этой минуте, чтобы потом ничего не утратить из ее колдовского
очарования: 
Женевьева рядом со мной, ее неуверенные шаги по неровной тропе, и это 
нарас |