риют. Вот что, - внезапно тон ее изменился, стал неестественно веселым
ради маленького мальчика, на случай, если тот начнет протестовать, не захочет
оставаться
один дома, точно так же, как он протестовал против того, чтобы его забрала
миссис Клэтт.
- Мне придется оставить тебя одного ненадолго, у меня важные дела. Я не стану
заставлять
тебя идти к миссис Клэтт, если ты пообещаешь быть умницей, когда останешься
один.
Джоби кивнул; все, что угодно, лишь бы не идти к миссис Клэтт.
- Хорошо же, тогда слушай. Я могу вернуться засветло, и я хочу, чтобы ты
сидел дома
тихо. Не отвечай на стук в дверь, если кто-то придет, потому что у меня могут
быть
неприятности с полицией из-за того, что я оставляю тебя одного, а нам ведь этого
совсем не
нужно, верно? На столе в кухне джем, хлеб и пряник тебе к чаю. Я подложила в
печь дров и
закрыла заслонку, ты не должен ее трогать ни в коем случае. Если я не вернусь,
когда начнет
темнеть, ложись спать, закройся одеялом. Ты ведь уже большой мальчик, должен
помогать
матери, если ей надо уйти, как сегодня. Ты понял меня?
Джоби кивнул, мать поцеловала его в лоб и ушла, закрыв за собой дверь на
ключ. Джоби
почувствовал одиночество в этой внезапной пустоте. Не было никого, перед кем он
должен
бы был притворяться, и мальчик дал волю слезам. Впервые после смерти отца он так
сильно
плакал. Ему стало полегче, он проголодался и пошел в кухню, где съел хлеб с
джемом и пару
кусков имбирного пряника, который накануне испекла мать.
В комнате стало темнеть, прежде чем он понял, что наступил вечер. Где-то
вдалеке
прогромыхал гром. К нему вернулась тревога, вернулись все его детские страхи. Он
посмотрел на дверцу чулана, чтобы убедиться, что она заперта, ему показалось,
что изнутри
раздаются какие-то звуки, как будто кто-то пытается открыть ее, от чего дерево
заскрипело.
Тогда он бросился бежать по шатким ступенькам наверх и вскоре уже лежал в
постели,
накрывшись с головой одеялом, как велела мать, при |