Книга "На берегах сены", ОДОЕВЦЕВА Ирина

Краткое описание/вступление:

обще в свою смерть не верю. По 
недомыслию не верю. Не могу себе представить. Не верю, в сущности, все так же, 
как в девятнадцать лет на берегах Невы. Я износился главным образом снаружи, а 
не внутри. Зато снаружи...— Он вдруг начинает смеяться.— Я каждое утро, когда 
бреюсь перед зеркалом, повторяю, глядя на себя,— я ведь после сна весь в мешках

и морщинах, одутловатый, с кругами под глазами и желтый: «Как вы молоды! Может 
ли быть, чтобы старость играла в прятки?» — Действительно!   Как   я   молод!  

До   чего   вы   мне   польстили   в   вашем стихотворении!
Но я спорю, я не соглашаюсь, и это ему явно приятно.
—  А   седых   волос   у   меня,   правда,   и   сейчас   мало.   Хотя волос и 

вообще  мало,  и  все  меньше.— Он проводит рукой по гладко  причесанной  голове
 
привычным  жестом.— Я  ведь стал почти лысый. Вы заметили?
Но я уверяю его:
—  Нет, не заметила.— И это ему тоже приятно.
—  А помните,  как я  вам  подарил Тютчева? — спрашивает он неожиданно.
Половина наших разговоров,' как всегда, полна всевозможных «а помните»?
—  Ну,   конечно,   помню.— И   я   подробно   восстанавливаю перед ним тот 
сентябрьский вечер 1921 года.
Он слушает, слегка зажмурившись.
—  Да, да, так все и было. Но как будто не со мной. Как будто на другой планете.

И вместе с тем — безусловно со мной и даже совсем недавно, на днях. Ну, как мой

американский полет.
О своем американском полете он рассказывает сравнительно немного.

—   Вы  же сами знаете,  как все там.  Я  стара тся  поменьше утомляться. И вот

видите, благополучно вернулся. А вы боялись. Я рад, ч го вас не послушался. Было

бы жаль, если бы я так и не увидел Америку. Все-таки это прекрасное 
воспоминание, на всю жизнь.
«На всю жизнь», а жить ему оставалось немного больше месяца. Ведь этот разговор

происходил в нашу претпоследнюю встречу.
—  АО Тютчеве я вспомнил оттого,— продолжает он деловито,— что ломаю себе 
голову, его ли это строчка «Я просиял бы и погас»? Или это Анненск