д, решив бросить свою профессию, открыл магазин
фотографических принадлежностей в Москве.
В тяжелые времена дед заметил у старшего сына (моего отца) любовь и способности
к рисованию Он стремился пресечь это, боясь, что сын будет влачить такое же
жалкое существование, как и он сам. Мой отец рассказывал, как нещадно он бывал
бит, когда дед обнаруживал, что его учебники и тетради испещрены рисунками.
После порки ремнем дед гнал сына по лестнице на чердак, бросал ему
веревку и говорил: «Иди и там удавись — я не хочу пачкать руки!» Попав на
чердак, отец падал на пол — у него было ощущение, что он летит куда-то, терял
сознание... Впоследствии выяснилось, что это были припадки эпилепсии, которыми
отец страдал потом всю жизнь.
Я помню деда и бабушку в их небольшой квартирке в Камергерском переулке, во
дворе. Дед обычно сидел за мольбертом с муштабелем, палитрой и кистями в руках,
копируя картину «Коперник» с копии, сделанной им же в Румянцевском музее. Одним
словом, как говорил отец, он делал «копии с перекопий». Пятерых своих детей он
уже одарил «Коперниками» и заготовлял впрок внукам. Писал он иногда и с натуры
бездарную вазочку с воткнутым в нее одним или двумя цветами — любил нарциссы и
веточки сирени.
Неудовлетворенное страстное желание отца быть художником привело к тому, что,
когда я родилась, он задумал осуществить свою мечту во мне. Тщательно разработав
план воспитания во мне художника, планомерно проводил его в жизнь. Этому он
закладывал прочный фундамент: показывал и учил внимательно присматриваться к
жизни, творениям искусства и природы. В моем обиходе были книги с картинками и
репродукции с картин разных художников или живые игрушки дома: кошки, собаки,
птицы, рыбы, белые мыши, за которыми он меня учил ухаживать и устанавливать с
ними хорошие отношения. Как было радостно, когда вся эта живность отвечала мне
взаимностью и я многому могла их научить!
Терпением ему пришлось запастись надолго — пока появились первы |