Книга "Портреты современников", МАКОВСКИЙ С.

Краткое описание/вступление:

 6es боя, Лишь на  глаз по наклонам 
луча Тени в пламя сбегут голубое
[«Свечку внесли»]
«Содержание нашего «я» не только зыбко, но и неопределимо,— говорит Анненскии в

очерке, посвященном Бальмонту,— и это делает людей, пристально его 
анализирующих, особенно если анализ их интуитивен,— так сказать, фатальными 
мистиками».
Я бы назвал «мистическим безбожием» это состояние духа, отрицающее себя во имя 
рассудка и вечно настороженного к мирам иным,— если бы не боялся слишком резкого

соседства этих слов. Но иначе, пожалуй, не скажешь. И как удивительно сочеталось

в нем ощущение Тайны с рассудочным низведением духа человеческого на ступень 
имманентной призрачности и, вместе, с почти истерической чувствительностью и 
таким самоутверждающимся сознанием своего поруганного «я»!
Анненскии был сентиментален. О, да — сентиментален и в том смысле, какой это 
слово имеет на французском языке — un sentimental, человек сердца, глубокого 
чувства,— но также отчасти и в смысле, какое оно приобрело по-русски: он был 
чувствителен, разнеженно-жалостлив, вечно прислушивался к себе, пытал себя и 
жалел себя и — через себя — всю жизнь, все творение. Жалостливость его 
распространялась и на людей, и на природу, и на окружающие предметы, потому что

для него и природа, и люди, и всякий неодушевленный предмет,— все попадавшее в 
поле его восприятия, становилось им самим: кроме этого пассивного «я» ничего и 
не было, все отождествлялось с ним в процессе сознания. Это и очаровывало его 
эстетически (миражи, музыка, самозабвение, красота) и ужасало; во всем сущем 
отраженная душа обращается в призрак, в бредовую материализацию и в конечную 
пустоту несуществования. От этой жалости к себе, к своему всесущему и 
несуществующему «я» — и какая-то размягченная нежность подчас, и характерный для

Анненского негодующий протест, доходящий до циничного всеотрицания. Жалея себя,

он не хочет быть жалким, хочет быть «дерзким» и бесстрашно «срывать одежды» с 
так называемой