ого палуб радиация почти не прошла, она была минимальная.
- Разве только в радиации дело, - это подает голос, подслушивающий нас на
соседней
койке, мичман Гавриленко, - да нас, помимо этого, чуть не расплющило волной, а
еще..., мы
едва не сдохли от жары, почти под семьдесят - восемдесят градусов было.
- Вот я и говорю, нам повезло. Вон посмотри на ребят, они были выше нас, -
Коля
кивает на койки, где неподвижно лежат два офицера.
У Риты опять потекли слезы.
- Как это ужасно, мальчики.
- Не разводи сырость, - прошу я. - Пойдем, я тебя провожу.
- А тебе можно ходить?
- Конечно. Пошли от сюда.
В коридоре мы устроились на скамеечке и потом рассказывали друг другу
всякие
пришедшие в голову истории из нашей жизни, пока меня не позвали на обед. Рита
успокоилась и немного ожила. Мы договорились, что она зайдет в понедельник.
Меня, Колю и мичмана выписали через четыре дня. Прежде чем уйти из
госпиталя, я
пошел в палату, где лечился Гоша. Мой друг как то высох и неподвижно лежал на
спине,
сверля взглядом потолок.
- Гоша, привет.
- А, это ты?
- Как дела?
- Хреново, Сережа, аппетита нет, таю на глазах. Больше всего, конечно,
Машку жалко.
Как она теперь будет без меня?
- Да погоди ты себя хоронить. Еще поправишься. Врачи говорят, что не все
потеряно.
- Я тоже так стараюсь думать. Вот здесь лежу и вспоминаю наш разговор с
Колей...
Прав он, понимаешь. Не к чему нас было бросать в такое пекло. Действительно,
напихали бы
корабль, идущий на слом, всякими приборами и сунули бы вместо нас.
- Офицеры, которые лежали с нами в палате, сказали, что здесь еще сказалась
ошибка
пилота самолета, он скинул бомбу почти на две мили ближе к нам.
- Ну вот, там ошибка, здесь ошибка, а страдаем мы.
- Так что же все таки произошло у вас в отсеке?
- Понимаешь, все как то непонятно. Как нам приказали, мы сидели на своих
местах в
противогазах и касках Сначала мы услыха |