ящными движениями пальцев она стала наносить театральный
грим на лицо Добржанской.
Спустя четверть часа лицо молодой солистки превратилось в холодный,
бледный лик злой колдуньи. Глядя на творение своих рук, Наталья отступила на
шаг.
— Ну как? — чуть улыбаясь, спросила она.
— Настоящая ведьма, — прокомментировала солистка. — Если бы я не знала
тебя так близко, Наташка подумала бы, что ты меня ненавидишь.
— Отделала, как бог черепаху, — глянув на ее отражение в зеркале,
заметила Валентина. — Видел бы тебя сейчас твой муж.
— Он меня видел и не в таком обличье.
— Это как? — не поняла Валентина.
— Да вот на днях он имел наглость притащиться в четыре утра и заявить,
что у них был коллоквиум. Я ему варфоломеевское утро устроила.
— Ты что, на метле летала? — поинтересовалась Наталья.
— На метле летал он. Стервецу еще повезло, что мне каминная кочерга под
руку не попалась.
Напарница Натальи с изумленным восторгом смотрела на балерину. Наталья,
пряча усмешку, отвернулась. Она-то прекрасно знала, что муж Елены души в ней не
чает, чуть ли не ежедневно встречает охапками цветов и ни о каких коллоквиумах,
затягивающихся до утра, даже не помышляет. Впрочем, что правда, то правда:
характер у Елены Добржанской был тяжелый. Перед свадьбой она поставила будущему
мужу жесткие условия, нарушение которых грозило ему непредсказуемыми
последствиями.
Раздался первый звонок. Балерина встала с кресла, стащила с бедер
теплые гетры и, постукивая пуантами по дощатому полу, пошла к выходу.
— Погоди-погоди! — воскликнула Наталья, быстро наклонилась к столу и
схватила черный косметический карандаш.
Нагнав солистку, она нарисовала на ее правой щеке аккуратную черную
«мушку».
— Ну, ты вообще хочешь из меня стерву сделать, — придерживая пачку,
рассмеялась балерина.
— Ничего, так гораздо эффектнее.
|