| ящными движениями пальцев она  стала  наносить театральный
грим на лицо Добржанской.
        Спустя  четверть часа  лицо  молодой солистки превратилось в  холодный,
бледный лик злой колдуньи.  Глядя на  творение своих рук,  Наталья отступила на
шаг. 
        — Ну как? — чуть улыбаясь, спросила она.
        — Настоящая ведьма,  — прокомментировала солистка. — Если бы я не знала
тебя так близко, Наташка подумала бы, что ты меня ненавидишь.
        —  Отделала,  как бог черепаху,  —  глянув на  ее отражение в  зеркале,
заметила Валентина. — Видел бы тебя сейчас твой муж.
        — Он меня видел и не в таком обличье.
        — Это как? — не поняла Валентина.
        —  Да вот на днях он имел наглость притащиться в четыре утра и заявить,
что у них был коллоквиум. Я ему варфоломеевское утро устроила.
        — Ты что, на метле летала? — поинтересовалась Наталья.
        — На метле летал он. Стервецу еще повезло, что мне каминная кочерга под
руку не попалась.
        Напарница Натальи с изумленным восторгом смотрела на балерину. Наталья,
пряча усмешку, отвернулась. Она-то прекрасно знала, что муж Елены души в ней не
чает, чуть ли не ежедневно встречает охапками цветов и ни о каких коллоквиумах,
затягивающихся до  утра,  даже не помышляет.  Впрочем,  что правда,  то правда:
характер у Елены Добржанской был тяжелый. Перед свадьбой она поставила будущему
мужу   жесткие   условия,   нарушение  которых  грозило  ему   непредсказуемыми
последствиями.
        Раздался первый  звонок.  Балерина встала  с  кресла,  стащила с  бедер
теплые гетры и, постукивая пуантами по дощатому полу, пошла к выходу.
        —  Погоди-погоди!  — воскликнула Наталья,  быстро наклонилась к столу и
схватила черный косметический карандаш.
        Нагнав солистку,  она  нарисовала на  ее  правой щеке аккуратную черную
«мушку».
        —  Ну,  ты вообще хочешь из меня стерву сделать,  —  придерживая пачку,
рассмеялась балерина.
        — Ничего, так гораздо эффектнее.
    |