олее перед собственной женой. Но обидные
мысли никак не шли из головы.
Игоря как будто подменили. Не то чтобы он стал плохо относиться к Людмиле,
просто перестал замечать ее.
Некоторое время Людмила успокаивала себя, искала разные объяснения такому
поведению мужа. Она знала, что некоторые коллеги Игоря буквально «сдвинулись»
на азартных играх, проигрывая огромные суммы в казино. А может быть, он просто
пьет в каких-нибудь компаниях?
Но реальность разрушала все хитроумные построения, которые Людмила
придумывала себе в утешение. Денег муж не проигрывал, жили они по-прежнему
богато, и она не знала ни в чем отказа. Значит, он не играет. Может, все-таки
пьянство? Каждый вечер от мужа пахло спиртным, но при этом он не был пьян.
А однажды, встречая вечером Игоря в прихожей, она заметила следы помады на
его шее, помадой же был испачкан и воротничок белой рубашки.
— Ты бы хоть следил за собой! — возмущенно произнесла Людмила, отпрянув от
него. — Мне ведь потом отстирывать твои рубашки.
Ах, если бы Игорь хоть попытался оправдаться, если бы стал что-нибудь
врать в ответ... Но он ничего не сказал, просто скользнул равнодушным взглядом
по жене и прошел в комнату. Ему даже не хотелось объясняться. Это было
крушение...
Обида и злость терзали Людмилу. Она всегда была страстной женщиной, и
теперь ее мучило чувственное томление. Брошенная жена — это как-то понятно. Она
же не брошенная, ее просто теперь не воспринимают как женщину. И кто?
Собственный муж! Что может быть унизительнее?
Поговорить с Игорем? Заплакать и сказать ему наконец о том, как она
несчастна? Нет, она не сделает этого! Во-первых, бесполезно. Наверняка он
видит, как она страдает, но его это не трогает, так что разговор будет
напрасным.
А вдруг он выслушает ее и скажет: «Давай разведемся»? Что тогда?
Это было бы ужасно. Она любила Игоря и продолжала любить, несмотря ни |