шься. - Это совсем другое дело.
- Ах, значит, стриптизерш руками не трогать? Можно подумать, кто-то
придерживается этих строгих правил.
Бежин не сумел возразить. - Зачем это, если речь идет о контракте?
Широков вздохнул. - Я в тебе не ошибся - соображаешь. Конечно, контракт -
контрактом, но речь, действительно, не о деньгах. Понимаешь, эта женщина
очень больна. Ей предстоит сложная операция. Она безумно любит своего
мужа, и если узнает... В общем, до операции не доживет. - Широков достал
из кейса альбом, мягко положил на колени Бежина. - Вот, посмотри, с кем
тебе доведется общаться.
Бежин открыл его. - Мне, конечно, жаль инвалидку убогую, но... Он взгляну
на фотокарточку ребенка с плюшевым мишкой. - У нас уже и дети есть?
- Нет. Это ты в детстве.
- Но не настолько, - продолжал Бежин. - Что я себя, на помойке нашел? Уж,
лучше я старика буду играть, пока грима не потребуется, и девочкам
аккомпанировать. - Он перевернул страницу. - Кто это?!
Это была свадебная фотокарточка. Девушка, что он встретил вчера, в фате
была столь красива, что у Бежина прервалось дыхание, а в голове затинькало
серебристое фортепиано. А рядом во фраке стоял он.
- Ты оказался глупее, чем я думал, - огорчился Широков. - Это твоя жена.
Доктор рассматривал рентгеновские снимки. - Раздевайся, милая.
- Зачем? - удивилась Илзе.
Доктор не опустился до разъяснений. - Можно за этой ширмой. Илзе зашла за
ширму.
- Также одна крестьянка говорила Михал Афанасьичу.
- Какому Михал Афанасьевичу? - спросила медсестра.
- Булгакову, милая, - объяснил доктор. - Зачем, говорила? У меня горло
болит, а не это. После первой мировой пол-России страдало от сифилиса.
- У меня не сифилис, - сказала Илзе.
- Это я так, к слову. А что, есть такая возможность?
- Нет. - В голосе Илзе не б |