ололаз".
Вот это я могу точно сказать: никогда Кот Бойко не был приколом...
Проснулся, будто сбросил с себя сон, как душное, тяжелое одеяло.
Проспал посадку. Самолет уже причалил к терминалу. На Смаглия надели
наручники. Майор Котов отсек остальных пассажиров, и мы потянулись по
длинной складчатой кишке в здание аэропорта.
Из аэровокзала доносился мелодичный телебенькающий перезвон
радиоинформации и вкрадчивый женский голос, будто сообщающий по секрету:
- Рейс 252 прибыл из Парижа...
На стеклянном портале красовался огромный рекламный биллборд -
сусально-клюквенный силуэт Москвы с кремлевскими башнями и церковными
маковками, перечеркнутыми размашистыми словами цвета мяса: "This is
another World" - это иной мир!
Ну полно! Так-таки совсем иной?
Навстречу нам ленивой развалочкой шагал красивый франтоватый подполковник,
шутовски отбивающий земные поклоны:
- Какие люди! Как там у вас привечают - ю ар велком?
- Фомин! - обрадовался я. - Тысячу лет!
- Это деноминированными! - обнял меня Фомин. - А если нынешними - года два
верных будет.
- Как жив?
- Сказка! Волшебный страшный сон - боюсь проснуться, - засмеялся Фомин. -
Я, Серега, живу как Вий - поднимите мне веки...
- Живи, Фомин, как я, - не бойся. Я точно знаю: все возможные неприятности
однажды произойдут. Чего заранее бояться?
- Все правильно, Серега! Я вот подумал, может быть, махнемся? Я - туда, ты
- сюда. Ты ничего не боишься здесь, а я там, в Лионе, в Интерполе боюсь
только уронить престиж Родины.
- Заметано! - легко согласился я. - Мне еще года полтора осталось пыхтеть,
и ты меня сразу меняешь. Годится?
- А чего время зря терять? - озаботился Фомин. - Ты там поговори у себя -
есть, мол, замечательный парень, прекрасно носит за начальством портфели,
уживчивый, хороший аппетит, без вредных привычек, холостой...
- Как холостой? - остановил я его. - Ты что - с Галкой развелся?
- Ни слова о страшном... - прижал руку к губам Фомин.
К нам подошел |