бражен был Перунов лик, а на другой -
родовой знак княжеский: меч и две стрелы перекрещенные. Зубами развязала узелок
и присоединила перстень к амулету.
- Вот, братец, теперь охранять тебя будут силы небесные и силы волшебные,
в одно связанные...
Владий прервал ее, быстро приложив палец к губам. Любава прислушалась. Не
сразу, но и она уловила плеск весла на реке. Кто-то мимо плывет или к берегу?
Зашуршала прибрежная осока, значит, сюда гость пожаловал. Брат с сестрой
затаили дыхание.
Человек, подошедший к пещере, им не был виден. Только тень его у входа
скользнула - тень врага или друга? Через некоторое время они услышали негромкое
бормотание, в котором ни единого слова разобрать не могли. Затем новые звуки:
будто бы птица в силках затрепыхалась и - удар железа о камень. Тут Любаве
понятно стало, что кто-то жертву принес Перуну. Значит, не враг детям
княжеским.
Шепнув брату, чтобы сидел тихо, она поднялась и осторожно выглянула из-за
камня. Невольно вздох облегчения вырвался из ее груди - в седовласом человеке,
что колени преклонил перед жертвенником, Любава узнала старейшину Прокла. На
требище возложена была белая курица с отсеченной головой, кровь заливала
камень. Старик, бормоча тайные слова, готовился разжечь огонь, дабы жертвенная
птица, очистившись в пламени, с дымом священным вознеслась к Перуну.
Едва Любава сделала шаг, старик тут же испуганно выпрямился, подслеповато
глянул в пещеру и изумленно застыл.
- Прости меня, Прокл, что нарушила твою мольбу к богу,- поспешно сказала
Любава.- Да мочи нет более прятаться здесь, ничего не ведая.
- Ты ли это, княжна? Не врут ли глаза мои слабые? Прокл, сбросив
оцепенение, подошел к Любаве, для пущей верности коснулся ее своими узловатыми
пальцами и радостно воскликнул:
- Славься Перун, моления мои услыхавший' Жива княжна Любавушка, жива и
невредима!
И сразу взволнованно спросил, боя |