Книги в электронном виде

Тит Ливий / История Рима с основания города

ежде считали, что не город, но военный лагерь воздвигнут среди них на пагубу всеобщему миру, были пристыжены и теперь почли бы нечестием обижать государство, всецело занятое служеньем богам. (3) Была роща, круглый год орошаемая ключом, который бил из темной пещеры, укрытой в гуще деревьев. Туда очень часто приходил без свидетелей Нума, будто бы для свиданья с богиней; эту рощу он посвятил Каменам, уверяя, что они совещались там с его супругою Эгерией78. (4) Установил он и празднество Верности. Он повелел, чтобы к святилищу Верности79 жрецы приезжали на крытой колеснице, запряженной парой, и чтобы жертвоприношение совершали рукою, спеленутою до самых пальцев, в знак того, что верность должно блюсти и что она свята и остается святыней даже в пожатии рук. (5) Он учредил многие

Толчинский Борис / Нарбоннский вепрь

з. Колени сами собой подогнулись, и Варг, наследный принц Нарбоннский, оказался в таком же положении, что и его отец, и сестра, и остальные галлы. Затем он увидел, как отец, молитвенно прижав руки к груди, склоняется еще ниже -- и в конце концов достает головой мраморный пол чертога. Он это увидел, и такое зрелище снова убедило принца: это не более чем сказка. Красивая -- и страшная! Голос, уже другой, прозвучал под сводами Зала: -- Приблизься ко мне, сын мой. Это говорил Виктор V. Он называл нарбоннского герцога своим сыном: и верно, всякий честный аватарианин суть сын земного бога, а всякая честная аватарианка суть его дочь. Голос из-под маски Дракона был сильным и звучным, чуть свистящим, как бывает у стариков; слова, как и прежде, когда

Томан Йозеф / Калигула или После нас хоть потоп

рыбным соусом гарум из Помпеи; повозки, громко дребезжа, тянулись к Риму. Луций обгонял всех. Он хлестал плетью по возчикам и скотине, попадавшимся на пути, и, выбравшись из дорожной пробки, пустил лошадь в карьер, не заботясь о прохожих. Испуганные крестьяне с ношей на спине, женщины с корзинами на головах шарахались в стороны, проклятия неслись вслед всаднику. Не в первый раз ехал Луций по Аппиевой дороге. Еще в детстве он не однажды бывал здесь, направляясь с родителями в латифундии или на летнюю виллу в Кампании. Сидя с отцом в носилках, он видел перед собой двух полуобнаженных рабов. И всегда об одном и том же думал здесь молодой патриций, вот и теперь та же мысль пришла в голову: эта дорога говорит о прошлом Рима. Ф

Триз Джефри / Фиалковый венец

как-то не вязались с грубоватой речью. Она сказала, что ее зовут Коринна и что она приехала в Афины совсем недавно. А до этого ей немало пришлось постранствовать по свету. Она жила в Сиракузах на острове Сицилии, а прежде - в галльской Массилии. - Но мать всегда хотела вернуться сюда, - пояснила она. - Вернуться? - заинтересовался Алексид. - Но ведь вы же не афинские граждане. - Нет, конечно. Одним только богам известно, кто мы такие. Но я родилась в Афинах, только мы уехали отсюда, когда я была еще совсем маленькой. - Она из семьи метеков [метеки - так называли постоянно живших в Афинах чужестранцев; метекам разрешалось торговать и заниматься ремеслами, но гражданскими правами они не пользовались], - заметил Лукиан. -

Уайнбергер Э. / Мечта об Индии

Эко Умберто / Имя розы

ина; между нею и церковью я заметил могильные кресты. Северный портал церкви смотрел прямо на южную башню Храмины, и очам новоприбывших путешественников первая появлялась ее западная башня, а рядом, чуть левее, стены Храмины врастали в монастырскую ограду и другие башни повисали над пропастью. Самую далекую, северную, с трудом было видно. Направо от церкви шли другие строения, повернутые к ней спиною и образовывавшие церковный двор: как заведено, почивальни, дом аббата и странноприимный дом, куда нас с Вильгельмом и доставили, проведя через роскошнейший фруктовый сад. Направо от дороги, на дальнем краю лужайки, вдоль южной стены и затем вдоль восточной, загибаясь за церковь, тянулись цепью службы и людские:

Федоров Евгений / Ермак

енные к седлам саадаки с луками и стрелами. Лица у ватажников строгие, обветренные. Выбритый до синя гололобый татарин испуганно жался, жалобно скалил острые зубы, а у самого глаза воровские, злые. Его проворно стащили с коня и толкнули в круг. Спешились и казаки. Кони их сами побрели из людской толчеи. Волнение усилилось, хлестнуло круче, людской гомон стал сильнее. Минута, и все затихло: из станичной избы показались старики. Они несли регалии: белый бунчук, пернач и хоругвь - символы атаманской власти. За седобородыми дедами важно выступали есаулы, а среди них атаман. Ермак вытянул шею и подивился казачьему кругу. На этот раз с еще большей важностью двигался тучный Бзыга. Пот лился с его толстого обрюзглого лица, слышно было, к

Федоровский Евгений / Свежий ветер океана

где немцы устроили казармы, где замаскировали зенитки и дальнобойную артиллерию. В обед приехал отец. Он привез целую миску горохового супа с ветчиной. Будто бы разыскивая отвалившуюся подкову, он прошел на территорию дворца, узнал, что двери подвалов заперты на замки и опломбированы. - Туда и мышь не проскочит. Во дворе полно людей, - заключил он. - А если с другого конца? Окна выходят в парк? - В парк. Да и какие там окна! Щели. Еще и забраны решеткой - пушкой не пробьешь. - Надо посмотреть. - Вам нельзя. - Немцы хоть лес в парке вырубают? - На что? - На дрова. - Нет. Дров им целый склад достался. Никитич посмотрел на Лешу: - Придется нам идти... - Так ведь по след

Фингарет Самуэлла Иосифовна / Скифы в остроконечных шапках

степь, и Арзак потянул повод, поворачивая Белонога навстречу протяжной музыке. "Спрошу у людей, где живет знахарь, может быть, он живет как раз в одном из этих красивых домов?" Дома на широкой улице были свежебеленые, с фундаментом из тщательно пригнанных тесанных плит. Прошли две женщины в ярких платьях, прошел мужчина в накинутом на руку белом плаще, но Арзак не решился задать свой вопрос. Прошли еще три человека, проехал всадник. - Смотрите-ка, сам в штанах и коня в штаны обрядил! Тонкий, как ветка мальчишка, раскинув руки, загородил дорогу. Встал посреди улицы - не объехать. - Отойди и вернись к своей забаве, - сказал мальчишке Арзак. - Твоя музыка звучит лучше, чем твои слова. До того, как выскочить на середину, мал

Финжгар Франц / Под солнцем свободы

под видом кочевника-пастуха осторожно проехать по ущелью. Фракиец неплохо понимал язык славинов. Если ему встретится какой-нибудь славин, он должен расспросить его об овцах и конях, прикинувшись, будто послан азиатским купцом, едущим торговать со славинами. И пусть внимательно посмотрит, нет ли в долине следов военных отрядов. Фракиец мигом превратился из византийского всадника в пастуха-варвара и уехал. Глядя по сторонам, он беззаботно пел пастушью песнь. Поводья свободно висели на конской шее. Словом, лазутчик ехал с таким видом, будто ничто вокруг его не волновало. Однако лисьи глаза подмечали каждый след в траве, тщательно обшаривали густые кусты на склонах. Конский след! Фракиец спешился и стал рвать щавель, росший возле ручья. Он жевал листья, ползал в

Фоменко А.Т. Носовский Г.В. / Новая хронология

<<доказательства>> Скалигера сразу следовало, что периметр правильного 196-угольника больше длины описанной вокруг него окружности, что, конечно, абсурдно. <<Скалигер и его сторонники, неистово защищавшие свои мнения, ничего не признавали..., отвечали... руганью и презрительными эпитетами, в конце концов объявив всех геометров совершенными невеждами в области геометрии>> [273], с. 130. Скалигер, вместе с Петавиусом, впервые применил астрономический метод для подтверждения, но отнюдь не для критической проверки, хронологии древности. Тем самым он превратил, как считается сегодня, свою версию в <<научную>>. Немногие знают, что Скалигер и Петавиус довели хронологию до совершенства, до ,,абсолютно точных`` дат (год, месяц, число, а иногда даже час дня!) всех основных с

Фроянов Игорь Яковлевич / История Росссии от древнейших времен до начала XX в.

лыно и с такой тревогой фиксировали все периоды безкняжья. Князья, стремясь установить более тесный контакт с городской общиной, широко практиковали устройство пиров и дарений, что способствовало росту их популярности. Древнерусский князь, являясь одним из важнейших звеньев волостной администрации, жил в главном городе земли. В своих ратных делах он опирался на дружину, верхний слой которой составляли бояре. Бояре, служилые люди при князе, занимали одновременно важные посты в администрации городской общины, получали в кормление волости. Однако костяк военной мощи каждой городской волости составляла не дружина, а "вои" - волостное ополчение, в которое входили свободные граждане главного города, пригородов и сельской местности. Свободное население было поголовно вооружено и в