Книга "Рассказы", Кубатиев Алан

Краткое описание/вступление:

пустил своих "негров" только  к
одной книге.
   Но я созидаю не так.
   Только для себя.
   В крайнем случае для двух-трех избранных друзей, которые сумеют оценить
и  дерзкий  взлет  авторской  фантазии,  и  тончайшее  соблюдение  древних
традиций.
   Я творю вдохновенно.
   Творчество проходит три стадии: созидание, сервировка и вкушение.  Еда!
- варварское, грубое слово! Урчание кишок, сопение, чавканье...
   Фу!..
   Нет,  именно  вкушение.  Наслаждение  произведением  искусства,   более
земного и сложного и более необходимого, чем все искусства мира.
   Я один из немногих, кто сознает это.
   У  меня  мало  единомышленников  даже  среди   тех,   кого   объединяют
прославленные своей кухней светские клубы. Их  связывает  скорее  снобизм,
чем истинная страсть.
   Даже Брийя-Саварен вряд ли понял бы меня  до  конца.  Как  общественный
деятель,  он   скорее   пытался   проанализировать   социальное   значение
гастрономии,  чем  ее  духовное  содержание,  то  богатство  ощущений,  ту
симфонию чувств, которую способен познать лишь человек,  чей  интеллект  и
эмоции находятся в радостной и спокойной гармонии.
   Мало кто знает мир с той стороны, с какой знаю его  я.  Он  открывается
мне через сытную тяжесть итальянской пиццы и плывущую  сладость  редчайшей
дыни "волчья голова", через  тонкую  маслянистость  икры  морских  ежей  и
нежное японское сасими, через варварскую пышность и  остроту  французского
буйябеса, через филистерскую, грубую вещность сосисок  с  капустой,  через
непередаваемый вкус  бульона  из  ласточкиных  гнезд,  который  готовят  в
Катоне. О, как много сумела бы  дать  нам  восточная  кухня,  если  бы  мы
захотели у нее учиться!
   Именно поэтому я и принял приглашение на прием в  честь  какого-то  там
посла, которое мне прислал Герре. Он, видимо, надеялся, что в ответ на эту
любезность я проконсультирую его повара. Но ему пора бы усвоить, что я  не
едок, а знаток.
   Прием был невыразимо скучен, лишь стол  доставил