отник, сознание
помрачилось. Этого он боялся уже больше кашля - не успеет выключить
робота... Яркое освещение командирского салона начало меркнуть: словно
огромная горячая волна ударила Гилла в спину.
- Наклонись, - прошептал он, - наклонись ко мне!
Широкая стальная грудь робота медленно склонилась над распростертым
на полу человеком. Гилл, раскачиваясь на гребне подхватившей его
волны, то приближался к роботу, то удалялся в постепенно сгущающемся
мраке. Стиснув зубы, он выждал, когда волна поднесет его к Шарику
поближе, зная, что сил хватит теперь только на одно движение. Вот
оно... Пальцы судорожно вцепились в рычажок выключателя. Внутри
железного торса что-то тихонько щелкнуло.
Робот, все еще выполняя команду, наклонился вперед слишком низко,
выключение застало его врасплох. Потеряв равновесие, железное тело
весом более трехсот килограммов дрогнуло, качнулось и рухнуло на
распростертого человека, словно прикрывая его собой. Последним
проблеском сознания Гилл зафиксировал это: "Благодарю, Шарик..."
Ваи жил в ту странную и весьма важную эпоху, когда То вдруг
умолкло. Между тем слуховая память Ваи навсегда сохранила резкий и
угрожающий вой, который вдруг прорезал тишину лесов, а затем утихал,
переходя в хрип; так хрипит смертельно раненный зверь под ударами
дубин охотников. В таких случаях, если светило давало еще достаточно
света в темные заросли первобытного леса, все взрослые мужчины их
орды, почтенные отцы семейств и молодые охотники, раздували ноздри и
без того широких, плоских носов, стараясь уловить едва слышный запах
добычи, осторожно крались к опушке и ныряли в кустарник. Потому что То
кричало, только убивая; вслед за воплем наверняка можно было найти
неподалеку от его местопребывания еще теплый труп одного из крупных
обитателей леса. Мясо, которое так необходимо таким, как Ваи, чтобы
наполнить желудок. Над тем, какая существо |