езал от холодной запеченной бараньей ноги, увидел худенькую фигурку в
поношенном твидовом костюме и, встретив взгляд фиалковых глаз точь-в-точь
того же цвета, что и полоски на ее воротничке, почувствовал укол совести. В
ней была неуверенная, робкая привлекательность, которая вызывала в нем почти
раздражение, хотя он и не понимал почему. Он заметил, что указывает на куски
мяса и ломти хлеба с маслом и на горячий чайник у края черной плиты, и
говорит более резко, чем намеревался:
- Поешьте тут что-нибудь, прежде чем начинать. Все, что нужно, найдете
позже. - Комната, где едят работники, - вон там. Вам надо будет топить этот
куб, чтобы постоянно была горячая вода. Он обеспечивает горячей водой жилье
рабочих, Джима, Блю и Расти. Джакеру пользуются той ванной, которая в доме.
Они все приходят есть в семь утра. Мне принесите поднос в кабинет последняя
дверь на западной веранде.
Через секунду она осталась одна.
Лу уселась с огромной кружкой переваренной чайной заварки и чудовищных
размеров бутербродом и бессильно подумала, что вот, наверное, и пришел конец
Луизе О'Доннел Стейси. Она не умела готовить, не умела печь, не имела
понятия, что сельские жители предпочитают есть на ужин, и даже (она отчаянно
попыталась вспомнить его перечисление мужчин, которые обеспечат ее
респектабельность) сколько всего будет этих самых мужчин-работников.
Кажется, шесть?..
Не имела она представления и о том, как управляться с этой огромной
кухонной плитой, мрачно подумала она спустя несколько часов, стараясь
отчистить с пальцев тесто для лепешек, которое, это было видно даже на ее
неопытный взгляд, получилось чересчур клейким и упорно прилипало ко всему, с
чем приходило в соприкосновение. На ее глаза навернулись слезы, когда она
снова начала искать нужную страницу поваренной книги, которая упрямо
закрывалась, стоило повернуться к ней спиной. Она откинула со лба
непослуш |