- То есть я так думаю, но
это еще ничего не значит. На этот счет я меняю свои мнения чуть ли не каждый
день. Может, отец отдал деньги за те большие серебряные часы, что у нас
хранятся с того самого дня. Но нет... этому я никогда не поверю.
- Часы не стоят и четверти этих денег, мама.
- Конечно, нет, а твой отец до самой последней минуты был рассудительным
человеком. Он был такой степенный и бережливый, что не стал бы делать
глупости.
- Но откуда же у нас эти часы, вот чего я не могу понять, - пробормотал
Ханс не то про себя, не то обращаясь к матери.
Тетушка Бринкер покачала головой и бросила скорбный взгляд на мужа,
который сидел, тупо уставившись в пол. Гретель стояла рядом с ним и вязала.
- Этого мы никогда не узнаем, Ханс. Я много раз показывала часы отцу, но
для него они все равно что картофелина. В тот страшный вечер он пришел домой
ужинать, передал мне часы и велел бережно хранить их, покуда он сам их не
попросит. Едва он открыл рот, чтобы добавить еще что-то, к нам ворвался
Броом Клаттербоост и сказал, что плотина в опасности. Ах! Страшна была вода
в том году в неделю святой троицы! Мой хозяин схватил свои инструменты и
убежал. Последний раз видела я его тогда в здравом уме. В полночь его
принесли домой полумертвого; голова у него, бедного, была вся порезана и
разбита. Со временем лихорадка прошла, но разум к нему не вернулся, нет...
Ему становилось все хуже и хуже с каждым днем... Никогда мы ничего не
узнаем...
Ханс все это слышал и раньше. Не раз он видел, как мать в дни острой
нужды вынимала часы из тайника, почти решившись продать их, но так и не
поддалась этому искушению.
"Нет, Ханс, - говорила она, - мы ведь еще не умираем с голоду. Не будем
же нарушать доверие отца!"
Сейчас сын ее вспомнил несколько таких случаев и тяжело вздохнул. Потом
покатил кусочек воска по столу в сторону Гретель и сказал:
- Да, мама, ты молодец, чт |