особенно стремилась, а
удовлетворяла их лишь каким либо извращенным способом. Из-за Марии и
начались все мои неудачи. Как-то сидя одна в своей комнате, я начала
перебирать свои старые, детские платья. Вдруг я почувствовала под руками
какую-то бумажку, зашитую в подол моего старого платья. Чувствуя какую-то
тайну, я лихорадочно, поспешно, распорола шелк и вынула бумажку. И в это
мгновение дверь распахнулась и в комнату вошла Мария.
- Что это? Письмо?
- Да... То-есть нет... - прошептала я. - Просто бумажка.
Мария бросила на меня пронизывающий взгляд и тотчас ущла. Я схватила
бумажку и прочла: "Хр.33. Рыба ушла. Ставьте сети и. К.Г. В тихой лагуне.
Спросите "мирных людей".
Очевидно это была копия телеграммы, написанная отцом. Но зачем надо
было ее зашивать? Во всяком случае, ее надо было быстро уничтожить. Я
перечла записку еще раз, чтобы запомнить, зажгла спичку, сожгла бумагу и
растоптала пепел на ковре.
- Где записка? - влетел в комнату Хаяси. - Ты слышешь?
Я молчала, он сильно сжал мне руку.
- Я ее сожгла, - призналась я и указала на пепел на ковре. Хаяси с
силой ударил меня по лицу и вышел, хлопнув дверью. Щека у меня горела и
постепенно глухая злоба начала наполнять все мое существо.
"Как?! Такая желтая дрянь будет меня бить по лицу?! Меня?!
Француженку? Ну, ничего, я тебе еще устрою веселенькую минутку!"
Я достала длинную японскую шпильку для прически и спрятала ее в
складках халата. До вечера меня никто не беспокоил, а вечером за мной
пришли две девушки и пригласили меня с собой.
- Сегодня у нас важные гости, - сказали они, - и тебе придется
поработать.
Уловив испуг в моих глазах они засмеялись:
- Не бойся, ты будешь прислуживать только за столом. Но тебя велели
предупредить - ни каких разговоров с гостями не заводи.
Со страхом, но и с немалой долей любопытства я пошла за ними в ту
часть дома, г |