ных! - встрял другой охотник, маленький
подвижный человек, левая рука которого была покалечена степной пантерой. -
Я видел, как он разговаривал с онаграми. Клянусь Инанной, они его
понимали!
- Если это человек, с ним можно договориться. Если дух, его можно
умилостивить. Настолько ли он страшен, чтобы всем бросить охотничьи угодья
и сбегаться в город? - важно проговорил Зумхарар. Он словно бы забыл о
своем испуге и теперь недовольно морщил нос, когда кто-нибудь начинал
говорить о человеке-скале дрожащим от страха голосом. - Но раз уж мы
здесь, давайте решим, как поступить, чем привлечь его.
- Может быть, сказать обо всем Большому? - тоскливо подал голос один
из младших охотников, сидевший на самом краю скамьи.
Зумхарар опять сморщил нос. Он гордился своим прямым, ровным, истинно
шумерским носом не меньше, чем охотничьей удачей и любил морщить его,
словно привлекая внимание к этому украшению лица.
- Гильгамеш посмеется над тобой. А то и прикажет высечь. Сейчас он
думает только о своей стене; собирать богатырей, устраивать облаву на
человека-скалу ему недосуг. Честно говоря, я больше боюсь Большого, чем
всяких степных демонов... Пожаловаться правителю мы всегда успеем, пока же
нужно попробовать справиться самим.
Лысый пожилой охотник откашлялся и с сомнением произнес:
- Если это человек, его нужно завлечь чем-то человеческим. Таким, что
отличает черноголовых от зверей. Но чем? Человеческой пищей, быть может -
пивом, или этой брагой? Может, лучше попытаться поговорить с ним,
показать, что такое людская речь, людское жилище, храм?..
- Ха! "Если он человек"! - поддразнил маленький охотник. - Когда бы
знать, человек он или демон! Демона-то разговорами не умаслишь. Ох, Энки,
что будет, если теперь этот демон не даст нам подходить к степному зверью!
Как тогда жить, как прийти в храм Кулаба?
- Не ныть! - обращаясь ко всем, сказал Зумхарар. - От д |