кая
философия, быть может, лишь помогает нам открыть новые области такового.
Таким образом, убеждение в человеческой слепоте и слабости является итогом
всей философии; к этому итогу мы приходим вновь и вновь, вопреки всем нашим
усилиям уклониться от него или его избежать.
Даже геометрия, признанная помочь естественной философии, не в состоянии
исправить этот недостаток или привести нас к познанию последних причин,
несмотря на всю точность рассуждений, которой она по справедливости
славится. В любом разделе прикладной математики исходным является
предположение, что природа установила для всех своих действий определенные
законы; абстрактные же рассуждения применяются в ней или
для того, чтобы помочь опыту в открытии этих законов, или для того, чтобы
определить их влияние в частных случаях, там, где оно обусловлено точной
мерой расстояния и количества. Так, один из законов движения, открытый на
опыте, гласит, что момент, или сила, движущегося тела находится в
определенном соотношении с его совокупной массой и скоростью;
следовательно, небольшая сила может преодолеть величайшее препятствие или
поднять величайшую тяжесть, если при помощи какого-нибудь приспособления
или механизма мы сможем увеличить скорость этой силы настолько, чтобы она
превозмогла противодействующую ей силу. Геометрия оказывает нам помощь в
приложении этого закона, доставляя точные измерения всех частей и фигур,
которые могут входить в состав любого рода механических устройств, но
открытием самого закона мы обязаны исключительно опыту, и никакие
абстрактные рассуждения ни на шаг не приблизили бы нас к знанию этого
закона. Когда мы рассуждаем a priori и рассматриваем объект или причину
лишь так, как они представляются ему независимо от всякого наблюдения, они
не могут вызвать в нас представление (notion) определенного объекта,
каковым является действие этой причины; тем менее могут они показать нам
неразрывную и нерушимую связь между причиной и действием. Человек должен
|