одозревают, что один из Мадаев
осмелился преступить законы племени и проникнуть в Тайны, тщательно
оберегаемые мудрецами от непосвященных!
При мысли об этом сердце Нума томительно сжалось. А что, если Большая
Охота окажется неудачной по его вине? Что, если Великий Дух, разгневанный
неслыханной дерзостью Нума, решил покарать все племя за преступление,
которое он этой ночью совершил? Если Большая Охота не будет успешной,
Мадаи потеряют последнюю возможность сделать запас мяса на зиму - и тогда
всему племени грозит голод, жестокий зимний голод, когда люди царапают
ногтями мерзлую землю, выкапывая горькие корни трав, которые могут хоть на
время заглушить нестерпимую боль в пустом желудке.
Нум содрогнулся. Подобные последствия его проступка до сих пор не
приходили ему в голову. Он впервые понял, какие родственные узы связывают
его со всеми членами родного племени, понял, что подверг своих сородичей
смертельной опасности.
Нум не заметил, как дошел до гнилого пня, - так велико было его
смятение. Как и ночью, он споткнулся о корень, вскрикнул и долго не мог
прийти в себя.
Палка была на месте; она лежала у самого края тропинки. Светлая кора
каштана почернела и покоробилась под жгучими лучами солнца; нацарапанный
на ней силуэт бизона лишь с трудом можно было различить. Нум усмотрел в
этом дурное предзнаменование, и сердце его упало.
Он медленно перешагнул через препятствие, поднял палку и посмотрел на
нее безучастным взглядом. Все Мадаи, отправляясь на Большую Охоту, прошли
сегодня утром по этой тропинке, но ни один из них не захотел нагнуться и
поднять палку Нума. Даже сам Абахо, от пронзительного взгляда которого
ничто не ускользало, не обратил на нее внимания: значит, Мудрый Старец
ничего не подозревает, ни о чем не догадывается.
Это открытие не доставило Нуму никакого удовольствия. Тайная или
явная, его вина не становилась от этого ни больше ни мен |