дворец падишаха для утренней молитвы.
- Проходите с миром!
Три имама подошли к высоким воротам дворца и остановились. Стук не
поможет, да и оскорбителен. Ворота сами приотворились. Несколько всадников
выехали из темноты и затем вскачь понеслись через площадь. Это гонцы с
распоряжениями "величайшего и прозорливейшего защитника веры и
справедливости" помчались по направлениям, не известным никому, кроме
пославшего их.
Старики, переступая с камня на камень, пробрались через большую лужу и
вошли в ворота. По широкому двору во всех направлениях ходили шахские
воины. Двое часовых узнали в прибывших священнослужителей и посторонились,
давая дорогу. Три старика миновали несколько дворов. Заспанные сторожа
открывали тяжелые ворота, громыхая железными ключами. Наконец показалась
створчатая дверь. По сторонам ее, опираясь на копья, застыли два воина в
железных кольчугах и шлемах.
Подошедший слуга, высоко подняв глиняный светильник с коптящим фитилем,
сказал:
- Хранитель веры еще не выходил.
- Мы подождем,- ответили три старика и, скинув туфли, ступили на ковер,
опустились на колени и раскрыли перед собой большие книги в кожаных
переплетах с медными застежками.
- Вчера четыре мятежных хана прислали заложниками своих малолетних
сыновей. Шах устроил пиршество. Зажарили двенадцать баранов,- сказал один
имам.
- Что-то сегодня он еще придумает? - прошептал второй.
- Самое главное - во всем с ним соглашаться и не спорить,- вздохнул
третий.
Хорезм-шаху Мухаммеду снился сон; он стоит в степи на холме, и кругом,
сколько можно видеть, столпились тысячи и тысячи людей. Небо горит
закатными бронзовыми лучами. Солнце, еще ослепляющее, быстро опускается в
однообразную песчаную равнину.
- Да живет, да здравствует падишах! - раскатами доносятся крики из
отдаленных рядов. Люди медленно склоняют спины, и за белыми чалмами
прячутся их лица.
Вся толпа опускается на колени перед повелителем, видны только халаты,
похожие на волны вечно бесп |