Книга "Вспомнишь странного человека", Пятигорский А.

Краткое описание/вступление:

ра курить
сигареты как сигары уже не оставляли никаких сомнений в
том, что он и есть Вадим Сергеевич. - Да нет же, какой я
философ? Только так, одно название. Жизнь еще мотает
меня из стороны в сторону. Хотя, конечно, лестно называть
себя философом - или когда другие тебя так называют. В
особенности, когда знаешь, что и профессии-то такой,
собственно, нет".
  Ну еще чуть-чуть, и все станет на свое место. Ведь он
просто не может быть никем иным! Пробный шар,
посылаемый неопытной рукой бильярдиста-самозванца:
  "Бывают времена, когда чтобы стать предателем, не надо и
предавать". И его непринужденная реплика: "Время здесь
ни при чем. Просто люди в кого-то верят, не замечая этого.
  Замечают, только когда верить перестают. Тогда они
называют его предателем". - "Ну да, - уже
успокоившись, согласился я, - униженные и оскорбленные
всех стран и времен скорее простят их унижавших и
оскорблявших, чем тех, ну, кто не унижался и не
оскорблялся".
  Иван Семенович достал из кармана висевшего на
спинке стула пальто плоскую серебряную фляжку и разлил
водку в маленькие граненые стопки ("вот и пирожки
пойдут"): "Я приглашаю вас выпить в память моего вот уже
как десять лет покойного друга". Я послал второй шар, уже
не пробный: "Когда умирает наблюдатель, то и
действователь перестает действовать, не так ли?" Он налил
по второй. "Я давно отвык удивляться - не на чем было
упражнять эту способность. Сейчас, признаюсь, я несколько
удивлен. Я не могу не согласиться с вами в том, что
наблюдатель и действователь - всегда в паре. Один без
другого не живет. Во всяком случае, не живет прежним
образом. Съешьте пирожок, сделайте милость". Я поднял
стопку: "Ну да, вместе с действованием ушли и сигары, не
правда ли? Медленно раскуриваемые, благородные в своей
тугой и упругой стати, лелеемые в мягких неторопливых
пальцах. Не то что невротически сглатываемые одна за
другой сигареты. Нет, истинный действователь не курит
сигарет. Пью в память наблюдателя и льщу себя