но не стакнутся с ангелоподобными существами на
тот предмет, чтобы перенять их опыт организации здоровой и долгой жиз-
ни...
Слева и справа раздались оглушительные ружейные выстрелы, и Валентин
Эрастович не сразу сообразил, по кому и зачем палят; впоследствии оказа-
лось, что егеря выгнали на номера здоровенного косача. Целиковский, под-
чиняясь какому-то неясному побуждению, тоже решил стрельнуть; он повер-
тел в руках духовое ружье, нажал на скобу, потом на какую-то пупочку,
заглянул в ствол, интересуясь, отчего ружье не стреляет, но как раз тут
и раздался выстрел: пулька пробила левую ушную раковину, и на снег зака-
пала кровь неправильного, кирпичного цвета, похожего на цвет ягоды бузи-
ны, которая там и сям виднелась между темными ветвями и белым-пребелым
снегом.
- Так тебе и надо, старый дурак! - сказал сам себе Целиковский.- Не
лезь куда не надо, а сиди сиднем в своем углу!
По дороге домой он разглядывал огромную тушу добытого косача, похоже-
го на спящего бегемота, с желтыми вытаращенными клыками, с мутными по-
луприкрытыми глазными яблоками, и ему было нестерпимо совестно оттого,
что он, единственный провидец на все восточное полушарие, по легкомыслию
участвовал в таком безобразном деле. Думалось вот о чем: если путь очи-
щения от скверны цивилизации и культуры лежит через такие мерзости, как
охота, то уж пусть лучше человечество погибнет в силу цивилизации и
культуры.
Инспектор вполголоса жаловался генералу Букетову, указывая глазами на
Валентина Эрастовича:
- Всю настроению мне испортил...
На другой день, едва поднявшись с постели и позавтракав холодной кар-
тошкой с хлебом, Целиковский засел между печкой со стороны лежанки и
крашеной тумбочкой у стены. Еле слышно бубнила радиоточка, печь источала
вчерашнее, не пахнущее тепло, безумная дочь Татьяна храпела во сне, как
пьяный мужик, верхние стекла окон светились предрассветной голубизной,
тоскливо, по-собачьи выл сменный гудо |