домом. Лагерь состоял из трех
административных корпусов и десятка бараков. Туда-сюда сновали люди. Немцы
бегали с озабоченным видом, делая вид будто работают с азюлянтами.
Азюлянты бродили из стороны в сторону. Им нет необходимости притворяться,
что они работают беженцами: все и так знают, что они притворяются.
Юра, как самый осведомленный говорил:
- Нас здесь записывают, мне сказали, берут кровь, дают документ, а
потом везут в другой лагерь, более постоянный.
- Но еще должно быть интервью, - вставил неуверенно Борис. - Они
спрашивают о твоих мотивах...
- Глупости! - перебил Юра. - Потом будет большое интервью, там
спросят.
- Но они здесь тоже могут спросить.
- А хрен с ними! Пусть дадут лагерь... Нам, вообще, нужно вместе
проситься, а то поселят тебя, Боря, с негром и будешь ты...
Время добралось уже до трех часов дня. Они вернулись наздад в здание.
Вскоре пришел служащий и объявил, что теперь развезут по лагерям, а завтра
все опять собираются на прежнем месте в старом добром Швальбахе для
дальнейших процедур знакомств. Опять раздали бумажки, в которых на этот
раз значилось название лагеря. Толпа двинулась к выходу, где ждали
автобусы. Юра, Леня и Борис попали, как и просили, в одно место с
непроизносимым названием "Ягдшлосс Минбрюх".
По потолку медленно полз паук. Он не плел паутину, а просто, как
всякий опытный строитель, намечал место. Я наблюдал за ним уже минут
пятнадцать, будучи в глубине души доволен, что не нужно посвящать себя
другому занятию. Катя спала. Скоро ее надо будет будить, а пока и мне
отпущено еще понежиться.
За три поселдних дня мы успели побывать во многих местах во
Франкфурте, чем доставили ему несомненно удовольствие. Как и полагается,
посмотрели музеи современности - супермаркеты, а также и другие менее
значительные достопримечательности.
Германия, черт ее |