емноту, светилось только одно из
окон этого дома. И оттуда доносились звуки рояля. Вайс остановился у
железной решетки, окружающей дом профессора, закурил.
Странно скорбные и гневные, особенно внятные в тишине, звуки реяли в
сыром тумане улицы.
Вайс вспомнил, как Берта однажды сказала Генриху:
- Музыка - это язык человеческих чувств. Она недоступна только
животным.
Генрих усмехнулся:
- Вагнер - великий музыкант. Но под его марши колонны штурмовиков
отправляются громить еврейские кварталы...
Берта, побледнев, проговорила сквозь зубы:
- Звери в цирке тоже выступают под музыку.
- Ты считаешь наци презренными людьми и удивляешься, почему они...
Берта перебила:
- Я считаю, что они позорят людей немецкой национальности.
- Однако, - упрямо возразил Генрих, - не кто-нибудь, а Гитлер сейчас
диктует свою волю Европе.
- Европа - это и Советский Союз?
- Но ведь Сталин подписал пакт с Гитлером.
- И в подтверждение своего миролюбия Красная Армия встала на новых
границах?
- Это был ловкий фокус.
- Советский народ ненавидит фашистов!
Генрих презрительно пожал плечами.
Берта произнесла гордо:
- Я советская гражданка!
- Поздравляю! - Генрих насмешливо поклонился.
- Да, - сказала Берта. - Я принимаю твои поздравления. Германия
вызывает сейчас страх и отвращение у честных людей. А у меня теперь есть
отечество, и оно - гордость и надежда всех честных людей мира. И мне
просто жаль тебя, Генрих. Я должна еще очень высоко подняться, чтобы стать
настоящим советским человеком. А ты должен очень низко опуститься, чтобы
стать настоящим наци, что ты, кстати, и делаешь не без успеха.
Вайс вынужден был тогда уйти вместе с Генрихом. Не мог же он
оставаться, когда его друг демонстративно поднялся и направился к двери,
высказав сожаление, что Берта сегодня слишком нервозно настроена.
Но когда они вы |