АЛАН КУБАТИЕВ
АРЕНДА
Ничто не может помешать безумию
Стендаль,
“Воспоминания готиста”
Кате, увидевшей этот сон
1
Без костюма от Эда Бахчиванджи человек, сидевший в огромном кресле за
исполинским столом под сенью необъятного, как потолок планетария, флага, ничем
не отличался бы от побитой собаки. Будто для усиления впечатления перед столом
лежал китайский мопс. Голову с печально помаргивающими глазами он уместил на
лапах в позе неизбывной безнадежности, и даже бодро закрученный бублик хвоста,
родовая принадлежность китайских мопсов, был словно размочен в протухшем чае.
Второй из двух людей в этой комнате не походил ни на какое животное, а
если и походил, то зоологи его еще не открыли. Возможно, сходство было
внутренним и проявлялось при острой необходимости. Насмешливый и бодрый, он
дымил огромной сигарой, а костюм его не приходился шедеврам Бахчиванджи и
Мак-Ларена даже троюродным: заношенный пиджак из гонконгского твида с кожаными
налокотниками, обвислые бежевые штаны-докерсы, а галстук из числа тех, что дарят
потехи ради на Рождество. Такая внешность могла быть свирепым камуфляжем или
злобным эпатажем, как угодно, и все же его присутствие в этом гигантском
кабинете было совершенно естественным — новый пивной кран в старинном пабе
смотрелся бы куда сюрреалистичнее.
Человек-Побитая-Собака сидел, закрыв лицо ладонями, и время от времени
свистяще вздыхал, а на выдохе поматывал головой и шептал: “Боже, боже, неужели
ты нас оставил… Неужто, господи?..”
Из-за ладоней он и заговорил.
— И вы абсолютно уверены, что не осталось никакого способа?.. — Невнятные
слова модулировались обломками прежней властности.
— Ни единого, — с непонятным удовольствием отвечал куривший. Сигара
описала небрежный зигзаг.
Ладони покинули лицо и опустились на стол. Глаза, открывшиеся свету, были
набухшими и красными, скулы влажно поблескивали, но сидевший в кресле не
собирался этого стыдиться. Лицо твердело на глазах, словно |