ЛИПСКЕРОВ ДМИТРИЙ
ОКНО ДЛЯ НАБЛЮДАТЕЛЯ
Я сижу в плюшевом кресле, запрокинув голову на спинку. Глаза закрыты, волосы
прилипли ко лбу... Жара...
Она проходит, слегка касаясь моей ноги. Нога подогнута и затекла... Она касается
ноги, и лодыжку щиплет. Рядом с креслом валяется сползший с ноги носок. Я вижу,
как она наступает на него - полосатый и несвежий...
Она поет заунывную песню.
С грудью белой, пахнущей огурцом, с ногами полными и тоже белыми - ТОСКА.
Застывшее в мертвой точке солнце, жар от асфальта, на столе второй час кофе -
отдымивший и киснущий на глазах, и руки, как будто отдавшие все силы, безвольно
лежат на подлокотниках.
За окном пейзаж. Но он скрыт густой пыльной листвой. Жить в первом этаже -
тоска. Постоянные сумерки, постоянное ощущение кончины.
Не тоскуют только блондины. Они всегда веселы и, наверное, глупы. Большие,
полные женщины, стремясь избежать тоски, травят свои волосы перекисью, и
смотреть на них - белых, но все равно тоскующих - печально. Тоска у них во всем:
и в маленьких глазках, подведенных обычно синим, и под мышками в виде темных
кругов, и в лоне, скрытом тяжелым животом.
Умное большинство в дни летнего равноденствия - в тоске. В эти дни душа
обязательно болеет, как женщина естественной болезнью. Душа температурит,
капризничает, плачет и может незаметно умереть - вылететь через ухо и оставить
тело ледяным. Ее уже ничем не поймаешь, никакими ловушками, никакими
увещеваниями не загонишь обратно в холод.
В столь милый другим день, с отцветающей сиренью и зацветающей черемухой,
кажется, что все кончилось до сроку, что все додумано до сроку, что ничего уже
не зародится путного - ни мысль, ни идея, и так до конца придется только
вспоминать, что когда-то ты мыслил, рождал идеи... И страх такой, что хочется
пустить пулю в лоб и смотреть, как разлетается ненужная голова, и ковыряться в
ней пальцем, чтобы убедиться в правильности произведенного выстрела - в ней
действительно пустота... И тогда нужно взорвать д |